livehogwarts.ru

Мужчина не сопротивлялся, нет. Он вздрогнул от удара и прижал к щеке ладонь. Спросил голосом, в котором лишь совсем немного ощущалось дрожи от неожиданной боли.
- Даже сейчас ты продолжаешь причинять боль. Тому, у кого нет выбора сбежать от тебя. Даже сейчас, Адели, даже сейчас...

Мужчина рассмеялся - мягким и все еще таким до боли знакомым смехом. Улыбнулся столь же мягко, не давая Адель отстраниться. - Ты ошибаешься, Адели. Ты зашла так далеко в попытках оправдать себя... Но разве так поступают те, у кого достаточно силы духа? Разве так поступают те, кто готов нести ответст...

Мужчина глухо рассмеялся, ни на секунду не замедляя свой быстрый шаг. Однако голос его был все тем же: мягким и приятным, вызывающим только тепло внутри. - Не надо прятаться от своих ошибок, Адели. Ты забыла? Я напомню. Я помню все твои ошибки. Я не дам тебе их забыть. И вот тут мужчина внезапно ост...

Мужчина позволил ей ухватиться на локоть, положил сверху ее пальцев свою ладонь, не оставляя шансов вырваться. Да и зачем? - Я ничего не крал, Адели. Это ты попыталась украсть. Жениха у невесты. Жизнь у пациента. Надежду у семьи. Он пошел вперед быстрым шагом, заставляя и Адель идти быстрее, чем поз...

Не смотреть означало слушать. Бескрайний и бесконечный хор голосов, в котором то один, то другой выделялся, проникал в самую глубину сознания и не отпускал, заставляя слышать и слушать. Подсолнух упруго выскользнул из рук, оставаясь прежним - мутным зеркалом с намеками на картинки. - Адели... Ты все...

И опять звуки вокруг исчезли, а зеркало отразило свет солнца, ослепляя, но было это гораздо менее болезненно, чем крик толпы. В этом зеркале изображение было тусклым, словно бы размытым. Фигуры угадывались с трудом, но определенно: одна из них была мужской. Точнее, юношеской. И, кажется, Адель в отр...

Женщина вскинула голову, не веря своим ушам. - Как это - представить, что я - собака? Вы вообще в своем уме, дамочка! Она вскочила и даже руками взмахнула. - Сами вы... собака! С собачьим существованием! Понаберут тут всяких на работу! И выбежала, хлопнув дверью. В которую через полминуты заглянула ...

Женщина напротив замерла, услышав непривычные слова. До этого ей говорили совсем другое... И от растерянности ли, от удивления ли, но даже ответила.
- Да, у меня и сейчас есть собачка. Ее Жули зовут. Пекинес, очень милая и совершенно не кусается. А что?

Зеркало подсолнуха послушно склонилось к ней, позволяя заглянуть в себя и заглушая мир вокруг. Больше не было криков толпы призраков, не было палящего солнца, не было дороги... Был лишь уютный кабинет, в котором прямо сейчас находились двое: сама Адель и женщина чуть старше ее. Кажется, рассказ толь...

Вот только дорога, подсолнухи, солнце и хор кричащих и давящих на ее сознание голосов не прекращались. Кажется, это и правда был бесконечный путь, на который ей столь же бесконечно хватало сил физических.

Один голос никогда не будет звучать сильнее десятков и сотен голосов, даже если те голоса принадлежат призракам. Голос Адель утонул в хоре жалоб и обвинений, слившись с ним и словно бы дав ему лишь больше силы. Но никто не откликнулся на ее крик, кроме тех, кто и так уже был рядом.

Стоило ей обратить внимание на призраков, как те заговорили еще больше, еще громче, еще ближе. Голосов стало настолько много, что если прежде она могла различить отдельные слова и предложения, то теперь невыносимо громкий гул не оставляет шансов понять хотя бы слово.

Позади было все то же поле и та же дорога, что и впереди. Даже толпа галдящих призраков была такой же. Кажется, между вперед и назад не было особой разницы. Дорога послушно вилась по полю, не прерываясь и не исчезая. Как и не меняясь: все те же подсолнухи, все та же дорога, все те же призраки, чьи г...

Стоило Адель встать, как голоса обрели кровь и плоть - пусть и призрачную, буквально прозрачную, но теперь она видела всех тех людей, что стояли вокруг, обвиняя ее, крича на нее, плача из-за нее. Хор голосов не утихал ни на минуту. А дорога... Дорога вилась по полю подсолнухов, манящих своими зеркал...

А голосов добавилось. Теперь вокруг звучали и мужские, и женские голоса. Наперебой они рассказывали свои истории и спрашивали, почему Адель не помогла, почему не справилась, почему не смогла. Вспомнить хоть одно имя - невозможно, узнать хоть один голос - нереально. Одно совершенно точно ясно: они ее...

Следующий подсолнух был огромным. Его зеркало отражало небо и землю, наверное, отразило бы и целиком саму Адель, если бы не оказались в его глубине совсем другие люди. Их имена она не могла бы назвать сейчас, даже если бы это дало шанс прекратить боль, расчертившую ее лицо и руки. Мягкие улыбки друг...

Это был какой-то неправильный подсолнух. Его листья грустно висели, словно сожженные солнцем, а зеркало оказалось мутным и подернутым пеленой. Рассмотреть что-то было сложно, но внимательному взгляду, подстегиваемому испытываемой болью, оказалось это подвластно. Уютная кафешка в маггловской части го...

Подсолнух повернулся к ней, приглашая в свое зазеркалье, распахивая врата, за которыми пылал жар, обещающий боль, много боли. И Адель могла лишь послушно в предложенное, глядя в отражение. За спиной раздался громкий выдох. Выдох, в котором смешались ужас и паника, ощутимые сейчас всем телом. - Адели...

Женщина в отражении... нет, мама, ее мама - она вдруг засмеялась, радостно и легко. Этот смех слышен столь же ясно, как завывания тяжелого, колючего ветра вокруг. В улыбке отца ничуть не меньше тепла, чем жара от палящего белоснежного солнца. Мир вокруг и мир в отражении - есть одно, словно две стор...

У подсолнуха нет лица, зато есть зеркало, в котором отражается ржавая земля с оранжевым небом. Солнце, усиленное во сто крат, слепит, но не мешает Адель смотреть. Смотреть в пустоту, которой является она сама здесь и сейчас. Смотреть до боли в глазах, потому что отвести их никак невозможно, она это ...