Зимний парк

[Джон Доу]

Ему оставалось только недоуменно пожать плечами вслед Эми. Ее реакция была непонятна. Неужели она и вправду рассчитывала на то, что спустя несколько лет, не получив ответа ни на одно свое письмо, он будет сидеть и ждать ее гипотетического возвращения сюда?
Впрочем, странности в поведении Лонгман быстро выветрились у него из головы. Их вынесло зимним ветром. Вычистило шорохом шагов - синхронным звуком шагов, когда оба они в молчании шли по парку.
И он уже почти решился это молчание нарушить, когда Анка вдруг остановилась и заговорила сама.
Не просто заговорила - задала вопрос, которого он ожидал меньше всего. Вопрос, который выбил из его рук любое оружие, сходу разрушил его тактику и просто сбил с ног.
Спросил растерянно:
- А ты... хотела, чтобы я вернулся?
Это было странно. В его понимании Анка должна была держаться холодно и отстраненно. Должна была указать ему на дверь и сказать, что сына у него нет, жены у него тоже больше нет и зря он пришел, а игрушки свои может засунуть туда, куда посылают нерадивых солдат злобные командиры.
Но она, выходит, все это время надеялась?
Все. Это. Время.
- Вот... - пробормотал, чтобы не отвечать сразу на этот невозможный вопрос - я принес малышу... и тебе. Давай я донесу вам до дома. И это тоже.
Потянулся к корзинке со сладостями.

[Анка Копош]

Джон оказался ближе, чем она... Не рассчитывала, нет. Ближе, чем она могла переварить.
Безлюдный парк, свет от фонарей, разрывающий темноту вечера, ослепительно-белый снег, полностью затихший шум ярмарки и мысли о Рождестве. Может, ей это все просто снится?
- Я не хотела, чтобы ты уходил.
Потому что это было неправильно, так неправильно, что почти... Противоестественно? Оторвала взгляд от Джона и посмотрела на закутанную макушку сына. И снова внутри толкнулся тот единственный вопрос, разъедающий ее даже сквозь анестезирующее счастье день за днём. Как Джон мог оставить своего ребенка?
Ей Джон не принадлежал никогда, но разве ради себя они устроили все это? Все эти обещания, договоры, церемонию и даже дурацкий банкет?
- Донесешь нам до дома? - переспросила механически и сделала шаг назад. - Думаешь, ему нужны игрушки?
Что-то будто щелкнуло, схлопываясь. Что-то очень знакомое и очень понятное, что-то очень простое. Что-то, чего она не хотела замечать изо всех сил. Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас.
- Донесешь нам до дома, - повторила упрямо, хватаясь за это упрямство как за спасательный круг, - и останешься? На час? На месяц? Навсегда?
Вцепиться в Джона руками, встряхнуть и потребовать правды она не могла. И потому вцепилась взглядом, пытаясь поймать его взгляд и увидеть там... Хоть что-то, способное выжечь из ее воспоминаний пустоту того, с которым он ушел всего лишь месяцы назад.

[Джон Доу]

Опустил взгляд на снег. Не хотела, чтобы он уходил. Понятно, она не хотела.
А он... почему он сбежал тогда? Почему воспользовался, по сути, поводом, чтобы скорее разойтись?
Он знал, почему, но ни одного дня ему самому эта причина не казалась достаточно серьезной и взрослой, чтобы перестать себя ненавидеть за этот трусливый поступок.
И вот теперь... да, он боялся, что Анка не станет с ним даже разговаривать. Боялся, что бросит игрушки и то, что среди них спрятано, ему в лицо. Но разве вот такого исхода не боялся он еще больше?
Анка протягивала ему руку. Анка давала ему шанс. Которого он не просил. На который не надеялся.
Неужели она готова была просто принять его обратно после всего?
Как же горячо она нуждалась в нем, если так!
- Я могу остаться на три дня - выдавил из себя, наконец - Через три дня меня снова ждут в казарме. Ты хочешь, чтобы я остался? Я... приеду еще через два месяца. У меня тогда снова появится право на отпуск.

[Анка Копош]

А встряхнуть его хотелось очень. Или ударить - так, чтобы руку заломило, так, чтобы горячо и больно стало не только ей.
- Да что с тобой такое, Джон?
То ли прошептала, то ли простонала, и сама не заметила, что сделала это вслух.
На три дня - сейчас. Через два месяца - ещё на пару дней, а потом - через полгода. И так, пока не начнет появляться только на Рождество, а после - через Рождество. Или вообще не появляться, потому что... Умрет в какой-нибудь очень важной военной канаве.
- Я понимаю, я тебе не нужна, но...
Вдохнула поглубже. Зачем она говорит вообще это? Можно же написать ещё одно письмо. И сжечь.
- Но не понимаю, Джон, за что ты меня ненавидишь так сильно, что... Готов променять нормальный дом и детство сына на... Что там у тебя? Койка в бараке и... - махнула рукой дёргано, кивая и на шрамы, и на весь ужасный вид. - Вот это. Только чтобы не видеть меня лишний раз. Не понимаю.
Сделала ещё один шаг назад, всей шкурой ощущая, что силы утекают, а злость не приходит. Ей надо домой. Теперь у нее нет никакого права на эту глупую слабость. А хуже всего было то, что Джон - вот этот понурый, неуверенный и откровенно... Жалкий? Будто бы давал ей надежду. Будто бы можно ещё было все исправить и не оставлять Константина с миром, в котором ему будут тыкать в спину и бросать в лицо его безотцовщиной. Обсуждать, осуждать, дразнить, оскорблять. И вообще делать все, что делают дети и взрослые, когда это касается не их. Сколько деревенским теткам потребуется времени, чтобы понять, что никакого мужа у нее в действительности нет?
Только она уже дала обещание. Не Джону и не себе. И это обещание нельзя нарушать.
- Я хочу. Чтобы ты остался. Но я не позволю. Не так. Понимаешь ты или нет?
Зажмурилась на мгновение, снова обхватывая детёныша руками. Она справится.
- Я ждала тебя, а ты не приходил. Все ещё жду, знаешь? Ты исчезнешь, и я опять буду тебя ждать. Твои два месяца превратятся в пять, потом в десять, потом в три года или вообще не будет никакого срока.
Мотнула головой и поморгала, силясь прогнать резь в совершенно сухих глазах. Из нее будто выпустили весь воздух, а новый никак не давали. Потому что она делала ужасную, неправильную вещь, и как жить дальше с ней, как дышать дальше - не знала.
- А он будет расти, - продолжила глухим чужим голосом. - Хранить твои подачки, - кивнула на корзину, - рассказывать всем, какой ты смелый, и сильный, и главное - настоящий. И ждать, Джон. Он будет каждый день тебя ждать, понимаешь ты это? Как я могу сделать это с ним? Позволить ему каждый день ждать отца, который не придет?
И как она объяснит, почему? Если даже себе этого объяснить не может.
Ещё один шаг назад. Давай, Копош, ты уже застряла, у тебя уже нет никакого выбора.
- Ты реши, Джон, есть у тебя сын или нет его, - выдавила как могла твердо. - И если решишь, приходи. Хоть через десять лет, но... По-человечески, окончательно, нормально. Не ко мне, со мной все. К нему.
Парк будто качался под ногами и вокруг нее тоже. Едва ощутимо, но все-таки - качался.

[Джон Доу]

Он сам не смог бы ответить на этот вопрос - что с ним такое.
Одно он мог сказать точно - ненависти к Анке в его глупой душе - или вернее было бы сказать, душонке? - не было вовсе.
А что было?
- Прости - пробормотал, не смея поднять на нее глаз.
- Я не могу дезертировать, Анка. Нельзя решить, что ты идешь служить в пограничный отряд, а потом передумать. Я могу тебе обещать, что буду приходить в каждый свой свободный день и оставаться, пока мне не нужно будет возвращаться. И малыш...
Покачал головой снова. Неужели она не понимает сама? Какой из него может быть отец? Какой из него может быть отец в постоянном, каждодневном режиме - и в какой момент у него снова сорвет резьбу, да так, что малышу лучше бы этого никогда не видеть?
- Так будет лучше для него. Так будет лучше для всех. Он сможет верить в то, что его отец - достойный человек. Разве это не... важно для мальчика?
Смелый, сильный и настоящий. Да, на несколько дней в месяц или раз в пару месяцев его хватило бы - играть эту роль. Быть смелым, сильным и настоящим. И трезвым, да.
Сделал осторожный шаг к ней.
- Я обещаю тебе. Ты будешь точно знать, когда я приду, - и я приду. И Константин точно будет знать, когда я приду, - и я приду. Дай мне испытательный срок. Если я хоть раз обману вас, если хоть раз пообещаю вернуться и не вернусь - тогда уж прогони меня в следующий раз с порога.

[Анка Копош]

Следовало ли ей Джона прощать? Она даже не могла понять, действительно ли было это самое "за что". Ведь если человек однажды нарушил слово, то... Все? Пусть она отчаянно хотела ему поверить, пусть надежда снова вцепилась ей уже не в сердце, а в самую глотку, думать это не мешало.
Да, она хотела верить, но больше не верила. Хотя и знала, что он не плохой человек.
Не верила ничему, тем более - глупым словам о дезертирстве. На границу он смог убраться за неделю? День? Обратно... Пусть, не неделя, не месяц и, возможно, не год, но однажды - при желании и правильно приложенных усилиях - он точно мог вернуться домой. Все было так же, как в беременность. Он просто не хотел.
- Для него будет важно знать, что его отец - достойный человек, Джон, - ответила упрямо и твердо, даже не пытаясь скрыть горечи. - От веры нет никакого толку. Если ты хочешь... Вот так... По выходным и отпускам... Тебе придется им стать. Чтобы никто не мог доказать твоему сыну, что он ошибается на твой счет. Ни в этой деревне дурацкой, ни во всей Шотландии, ни даже на всем белом свете.
Разве он не понимает, что это - только хуже? Сложнее? Будь ее собственный отец с ней рядом всегда... Возможно, она смогла бы его просто любить - без сосущей пустоты и обиды, без сожалений, без этой глухой уже привычной ревности.
Смотрела на Джона неотрывно. И не двинулась с места, когда приблизился он. Что, Копош, ты готова отдать ему еще один кусок сердца? Когда Джон Доу провалит свой испытательный срок, останется, чему гореть?
Кивнула коротко, принимая обещание. Не слово, которого они оба будут держаться, просто договор, не больше. Все равно пока ребенок слишком маленький, чтобы запомнить. Но если все получится, разве это не стоит того? Разве осталось у нее в жизни что-то собственное, что можно еще потерять?
Даже если и осталось, прямо сейчас она понять ничего не могла. От мороза начинали гореть щеки, мелкий оттягивал плечи, голова будто бы все еще шла кругом, а за сердцем тянуло так глухо и безнадежно, что найти концы не получалось. Да и были ли уже эти концы?
Она знала, что не сможет защитить сына от всего на свете, но защищать его от Джона? Она справится, даже если после сил не останется вовсе.

[Джон Доу]

"Знать, что его отец - достойный человек".
Анка умела ставить... неразрешимые задачи.
Где, в каком месте он, Доу, был достойным человеком? Нет, весь вопрос, конечно, в том, чего именно достойным. Если презрения - то да, был.
Странно было обсуждать это все, глядя на крохотный комок у нее на груди. Вот это ради него нужно будет... быть достойным? Вот это ему, такому маленькому, он, Доу, должен будет всю жизнь доказывать что-то, чего на самом деле быть не может?
- Я сделаю все, что смогу для этого, Анка - отозвался каким-то чужим голосом. Будто не он давал обещание, а другая, лучшая версия Джона Доу. Лучшая - и несуществующая.
Потянулся за корзинкой. Теперь ведь она разрешит донести это все им до дома?
До дома, в котором ему будет позволено остаться на несколько дней.
Странно об этом всем думалось. Не "он должен будет остаться", а "она разрешит ему остаться". Будто он - бродячий пес, который прибился к людям, а не человек, что сам бросил жену беременной и сам ушел из дома.
- Вы... живете там же? - спросил осторожно. Нужно ведь знать, в какую сторону идти.

[Анка Копош]

Кивнула снова. Этому хотелось поверить ещё сильнее, чем всему, что он уже сказал. Только вот ни ее вера, ни даже его собственная не сыграют никакой роли. У них либо получится, либо нет.
Почему-то от этой мысли стало только хуже. Она едва свыклась с тем, что совершенно одна и благополучие сына - все, до каждого вдоха - на ее плечах. Думать об этом всякий раз было до головокружения страшно, и, пока все шло хорошо, она старалась думать поменьше. Разве сейчас, когда у нее будто бы снова появился Джон, не должно стать легче?
Нет, ей будто уменьшили тот клочок твердой земли, на котором она стояла, и теперь, чтобы удержаться, придется потратить больше сил.
- Погоди, - попросила, кивая на корзину со сладостями. - Лауриндиэ!
И когда эльфиха появилась, показала на корзину снова.
- Отнеси это в Башню Гриффиндора. Туда... Куда скажет Хель Теон.
Где-то там у них будет какое-нибудь рождественское утро. Посмотрела на Джона в упор. Прошлое она провела с ним, ей и дела не было до остальных гриффиндорцев.
- Там же, - кивнула. - Идём.
Куда им было деться? Разве что, домой, в Румынию. Мысль о портключах в кармане грела, но и ее придется отложить. Все после.
Двинулась с каким-то облегчением. Отчего-то вдруг захотелось проверить, сможет ли Джон в дом войти. В дом, который она только-только начала считать по-настоящему своим... Нет, она не будет проверять, просто сама откроет дверь, как хозяйка.

[Джон Доу]

Отвернулся в сторону, когда увидел эльфа.
Слишком отчетливо всплыли воспоминания о свадьбе. Или вернее было бы назвать ее просто фарсом?
- Идем - отозвался бессмысленным эхом. И пошел по до боли знакомому маршруту.
Там же. Почему она не переехала? Неужели ей не было горько жить в том доме, который они вместе выбирали, где ее соседкой была Стеф...
Нет, о Стеф думать нельзя было совсем. Оставалось молиться, чтобы они не встретились как-нибудь случайно возле анкиного дома.
Анкиного, конечно. Он был не настолько безумен, чтобы считать этот дом их общим.
Поэтому и собирался ждать, пока Анка его впустит. Если не передумает.