Где-то в Северной Корее

[Оливия Стюарт]

Дверь с громким стуком и скрипом захлопнулась, словно разделяя жизнь Оливии на до и после. Еще недавно она каталась с друзьями на маггловской штуке с колесами, а теперь сидит в тюрьме. Интересно, какая была бы реакция у родителей, узнай они такой факт из биографии их ребенка? Нет, определенно их не стоит посвящать во все события, происходящие в учебном году, иначе на третий курс она в школу не вернется. Вот только бы выбраться.
Противный бурундук с портрета заладил какой-то стишок, и Оливия еле сдержалась, чтобы не "открутить" голову еще и ему. Одного порванного портрета на сегодня достаточно.
И только когда девочка села, наконец, на бетонную шконку, обратила внимание на стук, доносящийся из соседней камеры. Он был не то чтобы громким, но достаточно раздражающим.
- Кто там? - спросила, будто бы стучались к ней в дверь. Может, сосед выйдет на контакт и удастся убедить его прекратить это действие.

[Северная Корея]

Стоило девочке открыть рот, бурундучонок завопил, заглушая все ее слова:
- Мы характером спокойны,
Но зато напористы!
Мы Америку догоним
На корейской скорости!
Либо Ли игнорировали, либо не расслышали за лозунгами плаката, но ответа из-за стены не было. Только стук, и стук, и снова стук.

[Оливия Стюарт]

К сожалению, никто не ответил. Продолжающийся стук был монотонным и противным. Если он не закончится, она вскоре сойдет с ума. Еще и плакат этот. Оливия подумала, что это какой-то вид средневековой пытки - её будут мучить шумом, пока она не отбросит здесь коньки.
Забралась на шконку с ногами, сев по-турецки. Сидеть в тонкой одежде на ледяном бетоне было малоприятно, но вряд ли она могла бы попросить одеяло или плед.
Попыталась подумать, что можно предпринять в такой ситуации, но стук отвлекал и мешал. Она точно сойдет здесь с ума.

[Северная Корея]

Отгадать желание Ли стучащий никак не мог. А если и мог, то абсолютно точно им пренебрегал. Удары становились громче и сильнее.
Бурундучонок одобрительно улыбнулся девочке и решил поощрить её хорошее поведение еще одним забойным стишком:
- Ликует люд в трамвае тесном.
Танцует трудовой народ.
Мороз и солнце — день чудесный
Для фрезеровочных работ!

А потом подумал еще немного, и придумал! Придумал новое замечательное патриотическое четверостишье, которое должно было особенно впечатлить заключенную:
- В огне тревог и в дни ненастья
Гори, гори, моя звезда!
Звезда пленительного счастья —
Звезда Героя соцтруда!

[Оливия Стюарт]

Оливия бы с радостью запустила чем-нибудь в ненавистный плакат, но под рукой ничего не было. Камера вообще была практически пустой. Не сравнить с их спальней на Гриффиндоре, конечно, в которой жили 4 девочки. Да, местами поверхности покрыты вещами, перьями, шерстью, зато очень уютно, тепло и светло. Оливия в очередной раз вздохнула и снова попытала счастье, сразу после того, как плакат замолчал после второго стишка:
- Не могли бы вы перестать стучать, пожалуйста? Вы понимаете по-английски?

[Северная Корея]

- У нас у всех тут переводчики, дура! - откликнулся грубый поцанячий голос, - хочу и стучу, тут развлечений не мно...
Окончание потануло в очередной вдохновенной рифме:
- Партком нас вызывает
В особый наш отдел
Скажи, а почему ты
Вместе с танком не сгорел?
Ох, вы меня простите
Это я им говорю
В следующей атаке
Обязательно сгорю! - разлилось по камере в сопровождении ритмичных пристукиваний из-за стены.
Где-то вдали послышались шаги, прерываемые невнятной возней. Сквозь очередное плакатное четверостишие прорывался чей-то звонкий писк: "Пустите, вы!", " Сволоты!", "Сама могу!" А вот, кстати, и то самое четверостишие:
-Любо, братцы, любо
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде
Не приходится тужить!

[Оливия Стюарт]

- Сам дурак! - огрызнулась Оливия на голос. - Я вообще первый раз в этой вашей дыре!
Нервы сдавали. Она правда пыталась по-хорошему, но мальчик, а судя по голосу, это был мальчик, продолжал раздражающе стучать, как будто стук мог относиться к "развлечениям", а дурацкий, надоедливый плакат не переставал читать стихи.
Оливия вскочила со шконки и в один шаг достигла плаката, собираясь сорвать его со стены. За порчу картины с женщиной её упекли сюда, в эту камеру. Но будет ли что-нибудь за порчу бурундука на плакате? Ей уже было почти всё равно. Хуже быть не может. Но сделать задуманное она не успела - в коридоре послышались шаги, сопровождаемые криком. Ещё один заключенный? Оливия притихла и села обратно, пытаясь сквозь очередной стих расслышать речь новенького.

[Северная Корея]

-Я вАпСЧе ПЕрВИй РаЗ в этАй ваШАй ДыРеее, - гнусавенько передразнил голос из-за стены.
Бурундук испуганно глянул на Ли. Его нарочито милые блестящие глаза даже уже наполнились слезами, а нижняя губа жалостливо задрожала, как вдруг уже где-то совсем неподалеку снова кто-то завизжал:
-Да хватит тыкать в меня палочкой, изверги!!!
Тут же щелкнул замок, дверь распахнулась и в камеру влетела девчонка, чуть ли не упав.
- Эй, осторожнее! - пропищала мелкая уже закрытой двери, после чего скрестила руки и по-хозяйски начала оценивать свои новые покои, пока не наткнулась своими большими голубыми глазами на Оливию. Она была еще совсем маленькой, лет 7, не больше. Ее серый типовой комбинезон был забрызган блестками, а огромный розовый бант туго стягивал кудрявую копну рыжеватых волос.
- Чур полка моя! - оскалилась моментально и кинулась на бетонный выступ.
- А при комунизме все будет зашибись!
Он наступит скоро, надо только подождать!
Там все будет бесплатно, там все будет в кайф!
Там навернон вообще не надо будет умирать! - вновь заголосил бурундучонок, почувствовав, что опасность миновала.
Услышав стишок, девочка звонка рассмеялась и принялась задорно подпевать.