ДСВ Столик №6 - Анка Копош и Джон Доу

[Анка Копош]

От взгляда Джона изнутри по телу поднимался жар. Очень-очень странный, незнакомый, но не менее нерассуждающий. Он катился медленной плавной волной, перехватывая дыхание в горле, разливаясь по щекам и заставляя опускать взгляд, пряча глаза за дрожащими ресницами.
В голове не осталось ни одной связной мысли. Кроме, пожалуй, той, что нужно справиться ещё с парой пуговиц на его рубашке. А дальше уже не выходило, дальше - нужно было отпустить, мягко вывернуться и...
Села и вытащила палочку из волос. Медленно и осторожно. А затем зачем-то распустила и их. Так, словно хотела укрыться, но совсем чуть-чуть. В этом удивительном сне ее удивительный Джон ведь не будет против, если она поведет себя неловко или нелепо? Или стыдно, очень-очень стыдно?
Но этот новый жар все-таки имел отчётливое сходство с прежним. Потянулась за поцелуем так, будто у Джона помещалась очередная порция воздуха, без которого дальше - просто не выжить.

[Джон Доу]

Удивительно: они были вместе вот в такой ситуации уже в третий раз, а Анка краснела, кажется, впервые. Краснела и смущалась - как будто все происходило в первый раз.
И... ей шло. Вот этот румянец, распущенные волосы, прерывистое дыхание...
- Ты очень красивая, - шепнул, кажется совсем даже не покривив душой.
Когда это вообще случилось - когда Анка Копош из категории "на одну ночь по пьянке сойдет" перешла для него в категорию "красивая девушка"?
И в поцелуе он ей, конечно, не отказал. И останавливаться совершенно не собирался. Зачем? Если они оба могут найти во всей этой дурацкой и безвыходной ситуации немного удовольствия или даже... счастья друг для друга - нужно быть дураками, чтобы этим не воспользоваться.

[Анка Копош]

Распахнула глаза широко только, чувствуя, как часто бьётся сердце. Комплименты! Их ей не делали искренне, она их совершенно не умела принимать. Гармония.
Хорошо, что можно было просто целовать, легко, почти невесомо. Её словно разрывало между чем-то душным и глубоким, полностью лишающим воли и соображения, и чем-то тонким и хрупким. И нужно было каким-то непостижимым образом это совместить. Внутри себя. И в том, что сейчас происходило между ними - тоже.
Окончательно расправиться с пуговицами рубашки, потому что они никак не выходили из головы. После касаться пальцами, а затем - губами, чувствовать жар чужой кожи, вдыхать знакомый запах, и...
Она словно выкладывала дорожку на песке. Каждое прикосновение - камешек. Одни были ровные и гладкие, обточенные водой, другие - переливались всеми цветами радуги в солнечном свете, а у третьих оказывались острые края. Одни она выкладывала осторожно, выбирая точное положение, другие - кидала поспешно, словно торопясь успеть. Потому что каждый шаг по дорожке приближал ее к морю. Скоро, совсем скоро начнется прилив, и он сметёт все следы на песке, захватит ее и не отпустит. Наверняка она утонет. Потому что нельзя выплыть, когда весь твой воздух у этого моря в плену.

[Джон Доу]

Целовал ли он ее вообще раньше вот так, как теперь - словно пытаясь сравнять счет и отдать за каждый ее поцелуй два собственных?
Он не помнил. Та ночь в пьяном угаре запомнилась безумной силой, с которой их швырнуло друг к другу, как море выбрасывает на берег ракушки во время шторма. Да и второй раз... они тоже спешили. Спешили доказать друг другу, что оба - живы.
А теперь доказывать ничего не нужно было. Теперь можно было изучать ее - взглядом и волной прикосновений - невольно обрывая мысли каждый раз, когда в голове возникала попытка сравнить. Сравнить Анку и...
Нет, он не будет сравнивать. Он будет видеть в ней первую и единственную свою реальную женщину.
Лиз не в счет, конечно.
И шторма в этот раз не было. Было легкое волнение, свежий ветер, который превращал их обоих в маленький кораблик причудливой формы. Один надежный корабль - вместо двух утлых лодчонок, прибитых к берегу изначально.

[Анка Копош]

В какой-то момент она потерялась не просто во времени, но и в пространстве тоже. С открытыми глазами, но наощупь. Так странно, так головокружительно. И слишком-слишком близко.
Это не поддавалось никакой логике, не отвечало никаким представлениям. Где-то очень глубоко внутри нее то, что обратилось в пепел, теперь смывало, выносило за пределы сознания. Не все, не до конца.
Так странно! Так остро.
Она думала, что Рождество разломало ее на куски, но теперь казалось, что она уже была сломанная. Но разве Джон должен ее чинить? Он уже вернул ее к жизни, он уже отдал ей больше, чем она могла даже представить, если бы только взялась это делать. И разве она не выкрала у него обманом ещё больше? Но она же не специально.
И все, что она чувствовала сейчас, будто обличало ее, выносило безжалостный приговор.
Но в какой-то момент это стало уже не важным, потому что единственным важным остался Джон. И единственное ясное чувство - невероятное, заполнившее ее до краев осознание собственной не-принадлежащести. Себе. Но не ему.
И поэтому не могло быть ничего естественнее, чем обнимать его так, будто пространства между ними вообще никогда не существовало. И прятать лицо, утыкаясь в шею.
Казалось невероятным, что она выглядит так же, как и несчетные минуты назад. А вдруг ему не понравится то, что он увидит? А вдруг она испугается отражения в глазах?

[Джон Доу]

А его... клонило в сон, да.
Слишком много было бесплодных переживаний, попыток выбраться из ловушки, в которую он сам себя загнал, сложных решений...
И когда этот день завершился славным аккордом, организм настойчиво потребовал отдыха. Приходилось усилием воли поднимать веки и удерживать себя в реальности, потому что засыпает сразу после близости только совсем уж неджентльмен.
Джентльмену полагалось поцеловать даму в нос, прижать к себе и прошептать ей что-нибудь нежное.
Только что?
Как хорошо было бы сказать что-то вроде "люблю тебя". Как уместно!
Но нет, этого он сказать ей пока не мог.
Пришлось довольствоваться нейтральным:
- Ты прекрасна, - шепнул утыкаясь носом в ее макушку.
Теперь он может заснуть?

[Анка Копош]

В какой-то момент обнимающие ее руки стали тяжелее. А она лежала и слушала дыхание. Осторожно приподняла голову и посмотрела на Джона. Он выглядел... По-другому. Она тоже выглядит иначе, когда спит?
Осторожно потянулась, заворачивая их в покрывающий кровать... Кажется, плед? Как в конверт. И устроилась обратно. В спутанных волосах словно застрял его шепот. Если ей не послышалось, конечно. Могло ведь и послышаться.
Хотя Джон вообще говорил о ней сегодня много такого, чего слышать было скорее неловко, чем приятно. Если он говорил всерьез. И самое главное и страшное всерьез касалось брака. И она правда согласилась?
Ещё очень пугало то, как тихо и расслабленно ей было, как закрывались глаза, как путались мысли. Она ведь, кажется, решила, что они чужие друг другу. После того, как... Столько непонимания, страха, горечи. И вот, стоило ему ее всерьез поцеловать, как это спряталось куда-то очень далеко, и сейчас совсем не вытаскивалось наружу. Она уже столько не спала нормально, но может, сейчас у нее получится? Сейчас, когда она прижимает к груди не игрушку, а очень даже настоящего Джона?
Но и засыпать - страшно. Все ещё не находилась уверенность в том, что проснется она не одна. У себя в спальне или даже здесь. Или даже с ним, но в одиночестве?

[Лайв Хогвартс]

Джон и Анка проснулись в теплой беседке. На столике лежит папка с бумагами, готовыми к подписанию для оформления кредита на один из домов в Хогсмиде. Кажется, очень похожий на тот, который гриффиндорцы только что обустраивали. Не хватает лишь подписей и первого взноса, который можно перечислить... как только будет, что вообще перечислять.