Общая гостиная Гриффиндора

[Лайв Хогвартс]

Общая гостиная Гриффиндора всегда разная в разные времена, и чаще всего происходящие изменения сложно заметить. Ее, конечно, украшали к праздникам, но иногда помещение преображалось кардинально, отвечая желаниям студентов, декана, Хранителя.
Нынешняя гостиная - это просторное помещение в уютных кирпично-красных тонах. В гостиную ведет каменная арка, лишенная двери, а из нее - две лестницы: одна убегает наверх, а другая спускается вниз. Но вот пройти по этим лестницам смогут только жители Башни.
Сердце гостиной - огромный камин. Полка над ним заставлена кухонной утварью, в основном керамической да фарфоровой: многочисленные разноцветные пузатые кружки соседствуют с весьма изящными маленькими чашками, на краю стоит посуда, больше похожая на кастрюльки, а где-то среди всего этого многообразия можно найти и парочку стеклянных стаканов, и чайный сервиз, и даже деревянную кружку (уж она-то точно затесалась сюда из какой-то другой сказки).
Весело потрескивая, в камне круглые сутки горит огонь, а над ним всегда висит котелок с булькающим безалкогольным глинтвейном. Воздух наполнен ароматами корицы и апельсина, так что устоять перед желанием попробовать горячий напиток нелегко. На крючках рядом висят металлические подстаканники, старый черпак и прихватка - можно ни в чем себе не отказывать.
Мягкие кресла, диванчики, подушки, пледы, столик и даже большой стол - все помогает проводить здесь с удовольствием и несколько минут, и несколько часов. А уходящие под потолок книжные полки намекают на то, что вечерами гостиная становится местом обитания любознательных студентов факультета куда чаще, чем скучный читальный зал.

Портал в прошлое

[Анка Копош]

От объяснений Эбигейл понятнее не становилось. Наоборот, появлялось только больше вопросов. А, в сущности, зачем ей самой нужны были эти вопросы? Выяснения? Они и без того постоянно наталкиваются друг на друга случайно. Неудивительно, на весь Хогвартс и три десятка человек не наберется, а тут - один факультет.
Покачала головой и убрала палочку на место, не переставая гладить кошку.
- Ты должна кому-то конкретному что-то конкретное?
Спросила, и одна серьезная мысль потянула за собой другую. Хель. Разговоры о контракте. Пристально посмотрела на Эбигейл. Язык так и чесался спросить в лоб. Но и в этой версии что-то не сходилось, совершенно.
- Ты сейчас об этом узнала что ли? - удивления в голосе сдержать не удалось. - А как же экзамены?
Не представлялось, чтобы родители приличной чистокровной девочки забрали дочь из школы недоучкой. Мозги промыть - промыли правильно, а дальше... Нет, что-то упорно не сходилось.
- Гера или Герда. Она реагирует на все, в принципе. Как-то понимает, что обращаешься к ней.
И вот как раз на этих словах ушастая издала громкий мявк, словно подкрепляя рекомендацию.

[Эндриана Булстроуд]

Анка сама скоро все узнает. Как и все.
А она ведь даже не пожиратель смерти, и все равно - такой провал с первой попытки.
Может, это к лучшему. Может, ей стоит быть просто женой. Укладывать волосы и выбирать платья. Делать макияж и причёсывать золотым гребнем волосы.
Или... сделать легче - просто уснуть. Уснуть и видеть прекрасные сны, мечты целую вечность.
– Я... должна. – И это «должна» было везде. – Да. Но не... то есть хочу, но...
Но ты эгоистка, Эбигейл или Эйвери - не важно, смирись с этим. Ты пошла против отца. Против Хель, Гриффиндора, Хогвартса. Осталось пойти против Лорда - для коллекции.
Ей следовало молчать. Молчать, а не болтать то, что могло действовать против неё: Мерлин, да у Анки ведь без пяти минут муж – Шериф в Хогсмиде. А она от него явно ничего особо не скрывает.
Постараюсь переключиться, впрочем не переставая думать о том, о чем думала.
– Давно... довольно давно. Но меня это не интересовало ранее. Я сдам экзамены. Контракт со школой окажется недействительным, – и это было правдой. Хотя бы что-то в бесконечном потоке вранья было правдой.
Посмотрела на стопку отставленных учебников. Не когда. Если сдаст.
– Я не выбрала профессию. Меня не возьмёт Нортон к себе с парой сданных заклинаний, а если это не боевой маг... что это может быть ещё?
Она ещё не рассказала об этом решении отцу. И не расскажет. Он сам решит все за неё.
Улыбнулась уголками губ.
– Герда, – повторила. – Ты сама придумала? Она... большая.
А ещё пушистая и, представьте себе, – трёхцветная.

[Анка Копош]

Потерла пальцами виски.
- Я понимаю.
А если Эбигейл ее понимание без надобности - вон камин стоит, швыряйся, пока не кончится. Наверное поэтому было очень легко открыть рот и сказать совершенно искренне:
- Выбери уже. А потом просто живи с этим. Ты можешь делать со своей жизнью, что хочешь, - кивнула на залеченную руку. - За долгом идти или за желаниями. Наплевать, на самом деле, зачем это тебе, понимаешь? Ты просто будешь или тем, кто сам выбрал то, что выбрал, или...
Поморщилась. Слова никак не подбирались нормально.
- Если выход только на крышу, лучше самой прыгать, чем ждать, пока столкнут, так? Мучить себя этим. Не хочешь, но должна? Захоти. Поверь. И делай. Или не делай и прими уже это наконец.
Может, сказывались ночи, проведенные нормально. Может, страх и боль достигли какой-то новой стадии, на которой мозги их уже не могли обрабатывать. А может, испытав то глубокое отвращение к человеку в зеркале, она больше не могла врать себе, что не выбрала месяцы назад. Усмехнулась. Говорит Эбигейл не про Эбигейл, конечно. Потому что смотрела на старосту как на кривое зеркало. И снова чувствовала, насколько она, Анка, противная и жалкая в собственной слабости.
- И что изменилось сегодня?
А потом просто уставилась на Эбигейл как на воистину сказочного персонажа.
- Это в Хогвартсе мания такая, что ли? Нортон и боевка?
Даже руками развела, словно в попытке охватить размер непонимания и негодования.
- Да что угодно же! Хоть пирожки печь, хоть гробницы раскапывать, хоть людей лечить, хоть...
Аж задохнулась.
- Эбигейл! Все люди где-то работают! Или на обеспечении сидят. Но если бы все те, кому работать надо, шли только в боевку, поубивали бы друг друга за кусок хлеба!
Остановилась резко.
- Это же не мечта детства? Ты что, в гвардию хочешь, воевать?
Ч-черт. Как же заставить себя помнить об этом в первую очередь-то? У них тут война. У нас. У нас тут война. Ар-р, гадство.
- Нет, имя к ней прилагалось, - почти с облегчением переключилась на обсуждение кошки. - Вместе с лошадиным аппетитом и энергичностью трёх таких как минимум.

[Эндриана Булстроуд]

Понимала ли она действительно? Вряд ли.
Но слушала. Зачем-то сидела здесь с ней, с этой трёхцветной кошкой. И слушала. И говорила.
– Ты - можешь.
Уже смогла. Все, что хотела. А в результате - что? Беременная, все ещё незамужняя... бракованная.
Да, Доу сделал ей предложение, а сколько с ним будет тянуть? До рождения ребёнка? Зачем?
– Я - нет. У меня есть семья, которая означает долг. Ты не несёшь ответственности за свои поступки. Тебе все равно, потому что от этого никто не страдает. – Пока. – Я же сделала хуже... всем. Всем, Анка, кого люблю. Одним своим «хочу».
Что изменилось сегодня?
Закрыла лицо ладонями.
Из-за неё пострадала Хель. Снейп наверняка уже в курсе.
Она и сама, прекрасно понимая, что Темный Лорд не просто так вручил «безделушку», отдала артефакт Хель. Улыбаясь. Говоря одну ложь, а после всего утверждая, что она не любит. Разве так проявляется любовь? Нет.
– Что бы я не выбрала, другой стороне всегда хуже, – промычала куда-то в колени.
Но хуже должно было быть только ей. И все. Разве эта такая большая жертва? Разве так страшно просто терпеть?
Никто бы больше не разочаровывался в ней, никто бы больше – никогда.
Посмотрела на девушку снова.
Зависть вспыхнула, как сухая трава.
– Ты живешь, как хочешь, Анка. Ты выбираешь... за кого выходить замуж, ты решаешь, какая профессия тебе нравится, ты знаешь сама... что правильно. Что нет.
Что помнить, что надеть, что любить.
И продолжала смотреть, пока речь не подошла к концу. Профессии для всех больная тема, да.
– Я не гожусь ни на что, разве ты не видишь?
Сняла треклятый значок старосты и кинула в руки девушке.
– Хочешь - забирай. Ты идеальная кандидатура. – Хмыкнула. Удивительно, что она это говорит. – Я же видела твои баллы, долги, посещение. Ты словно и не...
Осеклась. С ребёнком в животе, который должен забирать много сил, наверное.
– Ты упёртая, своенравная, совершенно невыносимая... и сильная. Знаешь, что я подумала, когда узнала, в какой ты ситуации? Что я бы, верно, скорее утопилась.
Впрочем и сейчас... сейчас хотелось это закончить также. Но она не принадлежала себе. Она не должна была делать, даже случайно, даже с одной только рукой то, что сделала. Если бы отец узнал...
– Я бы не смогла... так. А ты делаешь. Живешь. И тебе ведь правда совершено все равно на то, что я тебе говорю, верно?
А значок – как жаль бы не было – он все равно вряд ли будет ее совсем скоро.
Ещё хотелось также кинуть кольцо. Не к Анке, а в камин. И наблюдать как металл плавится. Каждый день.

[Анка Копош]

Прикрыла глаза, качая головой. Мелкая дурочка! Насколько она была старше Эбигейл? Ну, влепить-то ей пощёчину и уйти - можно?
- Я тоже не сирота, Эбигейл, - сказала жестко и холодно. - И, знаешь, Эбигейл, нам с тобой в этом повезло, очень. Я не имею понятия, что там у тебя за долги и каков их размер, но ты... Ты уверена, что все знаешь о моих?
Здорово, наверное, жить в ее глупом мире. Рука невольно потянулась к груди, а зубы свело будто от зубной боли. Она выбрала, да. Возможно, даже приняла. Но разве смирилась?
И рассмеялась - хрипло и по-настоящему зло.
- Ты правда думаешь, что это так работает? Ответственности наплевать, Эбигейл! Ей наплевать, замечаешь ты ее, думаешь, что несешь, или думаешь, что избежал, сбежал, проигнорировал или что там еще люди делают. Ей нап-ле-вать, - проговорила четко по слогам, глядя Эбигейл прямо в глаза. - Каждый твой поступок, каждый твой выбор, даже каждое слово приводит тебя туда, где ты есть и делает тем, кто ты есть. Это - и есть ответственность. Или ты думаешь, что несешь ее как-то иначе? Как-то совершенно по-особенному? Не так, как все? Потому что ты - что? Кто? Ну, расскажи мне, что это за особенное несение ответственности такое, просвети.
Снова покачала головой.
- Но ты уверена, да. Не имею представления, почему, если честно. Уверена, что у меня нет людей, которым я делаю больно? Уверена, что мой выбор не влияет ни на кого на свете, потому что... Что, Эбигейл? Как это может быть-то, скажи, в самом деле?!
Нет, останавливаться и успокаиваться не хотелось, совершенно. Слишком большое количество эмоций вдруг для нее оказалось под запретом. И сейчас она будто вдыхала полной грудью, выпуская это все наружу, кидая Эбигейл в лицо.
- Лучше стало? Всем стало плохо, тебе - стало хорошо? Нет? Тогда в чем смысл? Ты вообще сама знаешь, в чем смысл? Я об этом и говорю - выбери. Хватит обманывать себя. Твой долг не означает что-то особенное, в самом деле. Он просто есть, и с ним просто надо жить. Так, как ты выберешь. Не понимаешь?
Рассмеялась снова, уже тише, перегорая.
- Я живу как хочу, да.
Она выбрала заложить ребенка. Выбрала оставить ребенка. Выбрала не уезжать. А потом выбрала контракт. Это все - ее выборы, да.
- И снова, Эбигейл. Тебе не приходило в твою чудесную голову, что... Уверенность в выборе и хотение что-то делать могут быть вообще не связаны? Знаешь, чем я живу, да? Расскажешь как-нибудь в другой раз, ладно?
Поймала значок автоматически. Покрутила в пальцах и кинула обратно.
- Так сгодись, в чем проблема?
Эмоции улеглись грустным тяжелым комком внутри.
- Утопиться можно, когда отвечаешь только за себя, - сказала тихо-тихо. - Но кто я такая, чтобы распоряжаться чужой жизнью?
И вот это - разве не лицемерие? Она ведь уже распорядилась. И даже если десять раз умрет, не искупит это. Даже если... все будет хорошо.
- Ты живой человек, Эндриана. Я живой человек. Сможешь сделать вывод?

[Эндриана Булстроуд]

Сдерживала себя, сдерживала полную голову, в которую, после затишья, вдруг резко ворвалось торнадо. И виной этому была Копош. Которая продолжала и продолжала говорить то, понятия о чем совершенно не имела.
Не выдержала.
– Я вижу, Анка, я не пытаюсь угадать – просто вижу. Сколько раз мне повторить? Ты - беременна, ты - незамужняя, ты гордишься этим! Гордишься, вместо того, чтобы...
Качнула головой. Она ведь совсем забыла.
– Да, я верно, не правильно поняла? Запамятовала, что ты - грязнокровка. У вас все не как у магов. У вас нет приличий. Нет правил. Нет долга. Легко с этим всем утверждать «живи, как хочется», да? А как это? Как хочется? Приведёшь пример?
Здорово, наверное, жить в ее глупом мире.
Блэр такая же. Она хотела и делала.
Но лучше бы тогда замёрзла в том дворе. Лучше бы снег тогда укрыл полностью. И никто бы больше не смотрел на нее, как Анка сейчас, которая напоминала... отца. Такого же недовольного ей. Пытающегося без конца указать, что как же мир прост, а она - беспросветно тупа.
– Ты понятия не имеешь, что такое отвественность. А ответственность, Анка, – это не ложиться в постель с кем попало, не обрекать ребёнка своими глупыми поступками на... такую жизнь. Знаешь, ты была ведь совершенно права - твой... он не виноват. Но ты - ты будешь, всегда. И он будет это перенимать. Хорошо, если это будет мальчик. А если девочка – Знаешь, как ее будут называть? Предсказать? Это - последствия. Это то, из-за чего существует ответственность, долг и честь.
Но жалость к этому ребёнку действительно была. Анка могла бы это исправить. Могла бы этого не допустить. Но что она делала - утверждала, что это - совершенная норма и ходила с высоко поднятой головой.
Нахмурилась и поднялась рывком. Хмыкнула.
– Выбрать что? Как ты - лечь в постель к Доу? Куда записываться? Какой в очереди я буду?
Звучало омерзительно - и так и произнесла, не скрывая. Вообще ничего не скрывая. Ни единой эмоции, ни единого чувства - и каждое новое слово действовало пугающе-успокаивающе, боль уходила изнутри.
Поймала значок и отправила в карман. Зря Копош не оставила.
– Уверена. Потому что ты делаешь все это по своей воле. Ты не видишь себя со стороны, может быть? Могу помочь рассмотреть получше. Если все к тебе относятся с жалостью - это вовсе не означает, что они понимают и поддерживают тебя. Это вовсе не означает, что они не осуждают.
Словно все, весь тот адский крик в голове хотел вырваться, а Анка... она была здесь, той, кому можно было продолжать вываливать на голову это все.
– Но да, тебе же все равно. Я помню. Не утруждайся объяснять, наплевательское отношение ко всему - твой конёк.
Ненависть кипела внутри - и не к Анке совсем, но на неё все ещё хотелось все это выплескивать, хотелось говорить и продолжать говорить, хотелось оскорбить, хотелось...
Сжала руки в кулаки и зажмурилась.
– Лучше уйди, Анка. Уйди.
Копош же успокоилась, кажется. И все равно. Слишком многое она сказала.
– Ты уже распорядилась, Анка. Когда... сделала все, что для этого требуется. Не особо заметно, что жалеешь, верно?
И, помолчав, только дыша тяжело и совсем неровно, ответила на последнее:
- Они уже сделаны.
Давно.

[Анка Копош]

Слушала, не перебивая. От ярости закружилась голова, а на языке поселился кислый привкус.
- Все сказала? - спросила медленно-медленно и холодно-холодно. - А я ведь не оскорбила тебя ни разу, Эбигейл. И сейчас просто дала добрый совет. Потому что думала, что ты способна вытащить голову из задницы и увидеть и услышать кого-то, кроме себя. Думала, что тебе нужна поддержка.
Развела руки в стороны, усмехаясь.
- Моя ошибка. Проясним в последний раз. Можешь записать - теперь кровью пергамент не испачкаешь. Да, я сделала свой выбор. И мне наплевать, как это выглядит со стороны для такой, как ты. Да, я не собираюсь повинно опускать голову ни перед тобой, ни перед кем-то еще. А что делаешь ты? Оправдываешь свою слабость обстоятельствами? А когда к тебе проявляют участие - переходишь на оскорбления, переводя с себя стрелки?
Пожала плечами. Больше не хотелось ничего объяснять. Вообще с ней разговаривать не хотелось. Даже руки удерживать оказалось легко. Кошку, забравшуюся на колени и доверчиво и настойчиво тыкающуюся мордой в живот, сейчас гладить было гораздо приятней, чем прикасаться к Эбигейл. Даже для того, чтобы отвесить пощечину.
- Сколько бы мерзких слов в мой адрес ты не сказала, жалкая тут ты, Эбигейл. В своем липовом воспитании и всех этих оправданиях. И если моего ребенка будут травить подобные тебе - люди, цепляющиеся за свой статус крови просто потому, что ничего, кроме этого статуса у них ничего и нет и ничего они сами по себе не представляют... Они не великие, не умные, не добрые, не приносящие людям пользы, не совершающие открытий, не милосердные, они ни-ка-ки-е. Люди, чувствующие себя хорошо только тогда, когда унижают других. Люди, отвратительные и низкие... Это не беда и не потеря. Это не то общество, к которому стоит стремиться и не то мнение, которое следует учитывать.
Кивнула на пространство между креслами.
- Не устраивает моя компания? Выход там.

[Эндриана Булстроуд]

Мгновение удовлетворения обернулись против с новым ударом. Голова продолжала взрываться, а говорить... да, говорить было уже нечего.
– Ты отлично поддерживаешь, Анка, показывая, как неправильно живу я, и как правильно и прекрасно - ты. Если тебя все устраивает и не трогает чувство вины... могу только позавидовать.
Приложила руку к уже пульсирующей до боли голове. Почему сердце так стучит? Почему так сильно тошнит?
Еще секунда... и она просто вспыхнет.
Помотала все же активно.
– Говоришь, я не знаю, как ты живешь? Не знаю больно ли тебе? А ты знаешь? Ты ведь не понимаешь, почему я чувствую... это. Ты и понятия не имеешь, но досказывала только что, насколько права.
Они обе были жалкими, но она, сейчас, на фоне Копош, выглядела ещё более низко. Ещё более ужасно. А секундное облегчение от слов в адрес девушки, которая была беременной, которая пыталась ей помочь, пусть и была... такой, принесли дополнительную дозу осуждения.
Обняла себя за живот, вдруг не перенося очередного стука в голове, и судорожно всхлипнула. Жар, обжигающий тело, шею, и особо - щеки и кончики ушей, разгорался, а ком в горле заставлял себя выплеснуть глухим всхлипом и последующим кашлем. Выступившие слёзы начали душить.
Что она делает? Зачем пытается? Зачем, если каждый раз оказывается здесь. В этой мёртвой точке, из которой не было выхода. Только теперь его не было совсем.
Какой смысл, если Хель ее ненавидит, отец разочарован, а Темный Лорд убьёт при встрече, потому что... потому что она дура. Потому что Снейп найдёт - и она хотела, чтобы он нашёл, способ остановить это.
– Извини, я... я... н-не должна была, – ещё один судорожный всхлип и несколько последующих, захватывающих воздух рывками, и все равно его не получая. – Я не хотела.
Не хотела. Но сделала. Как и многое другое теперь придётся.
Обняла себя за плечи, не пытаясь и сдерживать - только успокоить задрожавшее тело. Она сделала плохо человеку, пытающемуся ей помочь. Опять. Снова. В очередной раз.
– Прости. Т-ты права. Прости.
Права. Она не будет ждать Дженни или Снейпа. Анка была права. Если выход только на крышу, лучше самой прыгать.
И поплелась к выходу.
Иронично.

[Анка Копош]

- Я понятия не имею, насколько тебе больно, Эбигейл.
Вообще-то она собиралась рта не размыкать больше. Но с каждым словом и движением становилось понятно: у ее разлюбимой старосты просто истерика. Или сложная истерика, тут как посмотреть. Слишком сильно она сама понимала, что это такое. Физически представляла, к сожалению. Особенно, когда мир черно-белый. А, похоже, именно такой и был в этой чужой голове, которую уже не хотелось оторвать.
Вот чего ей стоит проигнорировать все это: слезы, всхлипы, сбитое дыхание и видимое чужое горе? Услышав извинения, зарычала глухо сквозь стиснутые зубы. Да что ж это такое-то? Копош, смирись, ты безнадежна. И пока поднималась с пола, Эбигейл уже успела выбраться и решительно пойти. Если ее вялое передвижение, конечно, можно так назвать.
Схватила первый попавшийся плед и накинула на плечи Эбигейл, укутывая. Затем подхватила с пола слегка ошалевшую от происходящего кошку и сунула девушке в руки.
- Выясним все потом, ладно? Я рожу, ты придешь в себя. На дуэли там или по-маггловски за волосы. Наплевать.
Без-на-деж-на, Копош.
- А сейчас ты глубоко вдохнешь и выдохнешь медленно, - попыталась посмотреть ей в глаза, крепко удерживая за плечи. - А потом еще. Как будто тебе надо настроиться на колдовство. Давай, ты сможешь.

[Эндриана Булстроуд]

– М-мне не больно, а...
А обидно. Обидно, что дура. Что жалкая. Что слабая. Что не нужна ни-ко-му. Теперь.
Что она скажет отцу? Что с одной простой задачей посыльной совы не справилась? А он, как всегда, будет за неё все расхлебывать, если не надоест. И на этот раз он будет прав. Был прав. Во всем.
О, ей бы так хотелось просто стереть память обо всем. Так бы хотелось стать ещё тупее, чтобы просто делать, что говорят. Так бы хотелось не чувствовать.
Внутри все тоже горело, вспыхивая иногда и снова и снова обдавая огнём. А шаги были тяжёлыми и просаливались в пол.
Не поняла, когда плед оказался на плечах, а кошка - крепко сжимаемая в руках. Которую механически притиснула ещё ближе.
Сквозь слёзы и полураскрытые веки не было видно ничего. Потребовалось время, чтобы различить в смутных мигающих полосах лицо... Анки.
Анки.
Зачем она ей помогает? После всего.
Но воздуха не было, чтобы спросить. Ничего не было, кроме слёз, огня и стука.
И слов Копош, почему-то отчётливо различаемый сквозь шум в голове.
Покивала... наверное. И попыталась. Попыталась резко остановится, начать делать глубокий вздох... и закончить его новым приступом всхлипов и коротких собираний кислорода.
Не могла больше плакать, не хотела больше, но не знала, как перестать. Как, когда в голове один шум? Как, когда воздуха так отчаянно не хватает? Когда сердце стучит так громко, что перекрикивает все остальное, а кот... кот...
За всем этим, едва различимо, слышала мурчание Герды. Чувствовала ее тёплое тело, пушистую трёхцветную шерсть, потому что коты трёхцветными не бывают.
Ещё один вдох, поменьше. И дрожащий выдох, закончившийся кашлем.

[Анка Копош]

У Эбигейл не получалось. Да и с чего должно было получиться? Обошла их с кошкой и обняла ее со спины, мягко сжимая плечи. Она же не будет вырываться? Не очень-то хотелось вдруг получить локтем в живот.
- Давай дышать вместе, - сказала тихо и вдохнула медленно и глубоко. - Вот так, хорошо?
И действительно задышала старательно, чувствуя, как немного даже кружится голова.

[Эндриана Булстроуд]

Тёплые руки оказались на плечах и заставили вздрогнуть, но согревали куда дальше.
Как же сильно ненавидела себя. Как же сильно хотела остановиться, но каждый судорожный вдох, сделанный только для того, кажется, чтобы не задохнуться, выдавливал новую порцию слез.
Голос Анки отличался от всех остальных звуков безумного урагана, и только потому слышала ее. Не понимала, насколько она, должно быть, выглядит сейчас жалко и беспомощно, что даже Копош решила ее не бросать, не выгонять, не вести к целителю, а говорить, что делать.
Постаралась покивать, потому что слова не вышли, и... повторить. Вдох. Вдох. Всхлип. И длинный выдох.
Воздух снова обжег грудь изнутри и ударил в голову.
Развернулась и обняла Анку, настолько крепко, насколько позволяли в миг ослабшие руки, и только продолжая всхлипывать, сжимая в руках складки мантии, упираясь в вдруг выпуклый живот.
Отдалённо услышала, как урчит сова. Как хлестают воздух его крылья.
Не сейчас, нет...
И только продолжала плакать. Уже тише. Уже спокойнее, но также обжигающе-больно.

[Анка Копош]

Эбигейл вырваться не стала, а совсем наоборот. Сделала очередной выдох с облегчением и мягко сжала дрожащее тело в объятиях, удерживая и успокаивая.
- Реви. Можно даже в голос, все равно нет никого. Только дыши вместе со мной.
Сделала ещё несколько размеренных выдохо-вдохов и продолжила говорить глупости, поглаживая ее по спине.
- Реви. Знаешь, сколько у меня истерик в последнее время? И, видишь, жива-здорова, тебя раздражаю вот. Надо отпустить слезы, и станет легче. А потом, однажды, все пройдет. И произойдет что-нибудь ещё, и ты снова будешь реветь. Но уже по другому поводу. Давай ещё подышим, ладно?
Что же такое произошло у Эбигейл? Знать об этом ей явно не нужно, но вопрос из головы теперь никак не шел. Цыкнула на сову. Ничего, подождёт. И продолжила дышать, не размыкая объятий. В которых эгоистично грелась и сама. Ведь Эбигейл и правда была очень даже живым человеком.

[Эндриана Булстроуд]

И ревела. Тихо, но в голос, дав всем ниткам, держащим разум в более-менее осознанном состоянии.
Нет, ничего уже лучше не станет. Ничего, потому что Хель плохо. Плохо из-за неё. Той, которая обещала, что никогда не будет ввязываться в неприятности. Той, которая утверждала, что никогда не сможет рисковать ей... а теперь принесла в жертву своих желаний.
Почему нельзя было сразу? Почему нельзя было смириться с тем, к чему должна была быть готова едва ли не с рождения, но в итоге не оказалась готовой сейчас.
Мерзостно думать о том, что теперь ждёт. И это было... чем эта ситуация была лучше Анкиной?
Чем она в своём положении сейчас стояла выше?
– Я такая дура-а, – провыла в гриффиндорку глухо.
От чего было плакать Анке - совершенно непонятно, разве не она считала даром своего ребёнка, разве ее так сильно волновало мнение какой-то... ее мнение.
Часы отсчитывали минуты. Слез становилось меньше, всхлипов - больше. И ровнее дышать казалось задачей теперь посильной.
Чужие руки обнимали. Успокаивал голос и... это Анкины руки, Анкин голос, какое даже в самой странной ситуации представить бы не смогла.
– Спасибо, – проскулила почти. Потому что «прости» было бессмысленным.

[Анка Копош]

Переубеждать Эбигейл в дурости не стала. Дурой та, очевидно, была. Но, с другой стороны, сама была дурой не меньшей. Поэтому просто продолжила старательно дышать, ожидая, пока чужие слезы утихнут.
В голове хорошо и приятно плескалась глухая пустота. Кошка бодала ноги, сова смотрела укоризненно, огонь трещал. Сейчас чувствовала себя удивительно на месте. Даже почти хорошо.
Чуть разомкнула руки и осторожно развернула Эбигейл, усаживая в ближайшее кресло и поправляя сползший плед. Сжала ей руки крепко. А потом отпустила, вытащила из кармана платок и протянула:
- Продолжай дышать.
Хорошо, когда в гостиной всегда есть горячее питье. Налила глинтвейна в широкую чашку до половины и вернулась к старосте, усаживаясь напротив нее на так удачно стоящий столик. Покачала жидкость, глядя на Эбигейл. Вот что ей говорить, в самом деле? Подруга бы успокоила, поддержала по-настоящему. А кто у нее подруга? Хель, что ли, позвать?
- Ты как? - кивнула на чашку в руках. - Горячий. Но тебе придется это выпить.
Покачала чашку еще и даже подула зачем-то. И протянула в конце концов, готовая подхватить в любой момент обратно.

[Эндриана Булстроуд]

Желание плакать не утихало. Но контроль над собой неторопливо возвращался – сдерживать новую порцию слез выходило, пусть с трудом и оплошностями.
Платком стирала влажность с шеи, подбородка, щёк, намеренно сильно давя и делая красное лицо ещё более алым, не забывая, как сказала Копош, дышать.
Голова неприятно гудела, и мысли, более трезвые, начали вновь наполнять голову.
И непонятно до сих пор было то, что Анка ей помогала. Анка помогала после всего, что она ей наговорила... зачем? Какое ей, Эндриане, действительное дело до той, кто ее жизни толком как-то не касается. Насколько бы эта жизнь неправильной не была.
Задрожала, удерживая слёзы и продолжая дышать. Стыдно было за саму себя.
Прекратить, надо только это прекратить.
Протянула руки к кружке и, жадно обняв ладонями горячие стенки, опрокинула содержимое в себя, – жажда уже теперь мучила ужасно - только через несколько секунд скрутившись, закашлявшись, от обжигающего теперь не воздуха, а напитка в горле.
Но сознание вдруг приняло однозначную форму. Словно подобной встряски и ожидало.
Взялась за горло. Не... не смертельно.
– Лучше, – прохрипела.
А еще очень хотелось извиниться за то, что Анка видела... это. Потому что сама ни разу в жизни не наблюдала за собой подобного.

[Анка Копош]

Сосредоточенность замечательно работала, не пуская лишние мысли, куда не следует. Мир предсказуемо и прекрасно сузился до одного-единственного момента, в котором она, Анка, была нужна сейчас. И, кажется, налаживалось. Но когда Эбигейл отхватила все налитое залпом, не удержалась от страдальческого стона. Нет, похоже, не обварилась. А если бы и да, то ругать за то можно только саму себя: видела же, что Эбигейл неадекватна.
- Воды?
Огляделась в поисках кувшина и ничего не нашла. В гостиной такая роскошь явно не предусмотрена.
- Или, может, сразу в душ, а потом - спать?
Не сводила с нее несколько напряжённого взгляда и все-таки потянулась забрать чашку. А ну как кинет? Сама бы уже давно запустила. И спросила то, что надо было спросить:
- Позвать кого-нибудь?

[Эндриана Булстроуд]

И все же - ставало легче. Жар уходил, а тело начало перебрасывало в холод и обратно, заставляя ежиться.
Натянула плед на плечи, закрывая и шею.
Покачала головой медленно, и потянулась к сове, привлекавшей к себе внимание. Развернула записку, не сразу сумев вчитаться в расплывающиеся слова. И как только смогла - львиная доля облегчения сделала голову в несколько раз легче. Директор не знает... пусть пока. Главное - пусть все обойдется с Хель! Пусть только.
Лицо Анки стало четче.
В душ?
Еще раз качнула головой. Пусть хотелось только заснуть. Крепко и на очень долго.
Дематериализовала записку в руках. Ей нужно было взять себя в руки. Нужно было остановиться и никогда - никогда не повторять подобного.
- Нет! Н-не надо, пожалуйста, - попросила, начав икать. - Это все... экзамены. Мне лучше. Лучше.
Сглотнула. И сделала еще несколько вдохов, прикрыв глаза и утерая вновь выступившие капли слез платком.
- Спасибо, я... ты... можешь никому не говорить о... об этом? - голос казался не принадлежит ей вовсе.

[Анка Копош]

Следила за Эбигейл, даже не пытаясь скрыть сомнение во взгляде. Вздохнула.
- У тебя сегодня еще какое-то дело что ли есть?
Потерла ладонями виски.
- Хорошо, насильно причинять добро не собираюсь. Но врать мне для этого не обязательно.
Кто убивается так из-за экзаменов после разговора о долгах и чистокровии? Нет, может, если бы она не знала про контракт, даже попробовала бы поверить в эту чушь. Но про контракт, к сожалению, знала, и сомнений в том, что контракт этот поперек горла именно Эбигейл, после истерики почти не возникало уже.
Закатила глаза.
- Обсуждать чужие личные дела, я не обсуждаю, Эбигейл. Но если тебе станет плохо, ответственного взрослого должна буду... просветить. Можешь выбрать по своему вкусу. Мистер Месарош? Хель? Нортон?
Вдруг Эбигейл всерьез собралась в боевые маги? Тогда Нортон считается за ответственного взрослого?
- А сейчас решай: лазарет или спальня.
И там, и там хотя бы есть вода как средство от икоты. И одеяла. Там можно будет уложить человека в постель и выкинуть его из головы хотя бы на какое-то время.

[Эндриана Булстроуд]

Еще пару вдохов. Все.
- От слез н-никто не умирает, - продолжала с той же непрекращающейся икотой. По крайней мере - от привычного горячего напитка в животе стало тепло. - Не Нортон. Нет. И Хель... нет, она... нет.
Мистер Месарош, в этой ситуации, хотя бы был меньшим злом. И точно не Нортон - он то тут при чем? Пусть... к свадьбе готовится.
Ох.
Взялась за гудящую голову, словно с роем жужжащих пчел внутри, переняв чашку другой рукой.
Свадьба. Дженни. Как вторая она вообще собирается об этом рассказать?
Вроде чувствовала себя... физически неплохо. Но уверенности в том, что в следующую секунду эта петля не свернется, не было.
- Спасибо, - поблагодарила искренне и также хрипло, шмыгая носом.
Посмотрела на Анку. Спальня была тем местом, с которого они... начали. И глупо было только полагать, что все это Копош оставила в недалеком прошлом. Как и она.
Не понимала, как бы сама поступила в этой ситуации. Анку тогда у кабинета не оставила драться со стеной только потому, что так сказал директор, только потому, что это были ее обязанности... верно?
Закусила губу. Нет, не только.
- Спальня, - оперевшись о подлокотники, подвелась и шатнулась от закружившей вдруг комнаты.