Отдельная палата №1

[Лайв Хогвартс]

Небольшое, но достаточно уютное помещение, обычно скрытое от посторонних глаз за неприметной дверцей.

Портал в прошлое

[Анка Копош]

Дернула-мотнула головой. Не первостепенный, конечно. Вопрос? Нет никакого вопроса. Осталось только самой в этом увериться. Пробормотала коротко и тихо, пока длилось внезапное объятие:
- Не хочу объяснять... после. Простите.
Был шанс, что хотя бы это внезапный Гафт не услышит. Оправдываться оказалось еще хуже. Но надеялась, что никто не будет задавать вопросы, где же счастливый отец. Она себе этот вопрос тоже задавать не будет? Не та важность, все потом. Потом... когда-нибудь в бесконечном завтра. Соберись, Копош. Тебе же прямо велели не думать об этом. Или хотя бы делать вид, что не думаешь. Сосредоточиться на другом, по-настоящему требующем внимания.
Но мысли никак не приходили в норму, не желали течь ровно, а скакали, скакали, скакали. Уставилась на "мой ученик". Физиологическая норма? Очень хотелось уточнить, а в ее состоянии - это как? Но брови все же подняла вопросительно. Вдруг - ответит? Правда мистер Месарош подтвердил: она в порядке. Или это о чем-то другом было?
- А зачем зелье тогда?
Спросила слегка невпопад. Напряжение вернулось. И хотя тело пока вело себя совершенно прилично, практически никак не давая знать о том, что там у нее светится желтым, тревогу задавить вдруг оказалось очень сложно. Послушно пошла за целителем: пересечь лазарет, пройти в дверь. Огляделась, не выпуская твердую чужую руку. Не было уже никакой причины, даже своими мозгами это понимала. Но пока мистер Месарош не отцепляется... Вдохнула поглубже, собираясь. Сосредоточилась. Но снова, кажется, не на том.
- Сознательное согласие? - переспросила. - Я не совсем понимаю, что это значит, сэр. То есть, почему предыдущее недостаточно сознательное, но... Ох, извините.
Нахмурилась слегка, окончательно собирая разбегающиеся мысли.
- Я сознательно не возражаю против того, чтобы ваш ученик мистер Гафт присутствовал на родах в той степени, которую вы сочтете необходимой.
Сделала серьезную паузу. Вот. Теперь же точно достаточно? Прикрыла глаза как раз в момент, чтобы услышать вполне понятное обещание. Все будет хорошо... Будет хорошо...
- Сэр! - оглянулась на дверь, проверяя, не маячит ли ученик с непонятным зельем поблизости. - Будет! Я же... В общем, ваш совет помог, сэр. Я успела. Все правда будет хорошо.
Вот так. Повторять это почаще, думать почаще, верить вернее. Если не верить в это - во что верить?

[Лёринц Месарош]

Вот только паникующего помощника ему не хватало. Надежда была на то, что минуты в одиночестве за поисками зелья Гафту хватит, чтобы сосредоточиться.
- Это мягкое успокаивающее. Для Грегори. Чтобы он мог воспринимать реальность... как помощник колдомедика. Флакончик стоит там с давних еще времен. И дождался своего часа.
Ответы на вопросы Анки были чем-то автоматическим, потому что сейчас руки занимались тем, чтобы развернуть все, что было подготовлено уже не меньше месяца как.
- Вам сейчас страшно и больно. А Грегори Гафт - ваш потенциальный однокурсник. Он не увидит ничего компрометирующего, это я вам гарантирую, но сама ситуация родов является достаточно личным вопросом. А я не могу сказать, что не справлюсь с этим в одиночку.
С последовавшим согласием смог продолжить манипуляции. Кровать превратилась в удобную койку, над которой появилась специальная ширма, рядом оказалась тумбочка, куда проследовали сразу несколько флакончиков.
- Да?
Обернулся, когда его окликнули. И кивнул с облегчением, которое разом затопило его с головой. Ему не придется говорить, что ребенок умер. Это... совсем другой расклад.
- Я рад, Анка. Очень рад. Теперь все будет хорошо и до, и после родов.
Достал палочку, трансфигурируя одежду на Анке в гораздо более подходящую, но все еще совершенно не показывающую ничего лишнего.
- Ложитесь, Анка.
Достал из шкафа набор с чистой тканью, а один из стульев превратил в подобие пеленального столика. Приготовления были непривычными, но заранее продуманными, так что особых усилий не составили.
За спиной раздался тихий скрип двери, поэтому попросил, не оборачиваясь.
- Грегори, флакончик открывайте и выпивайте прямо сейчас. После этого подойдите сюда.

[Грегори Гафт]

Наверное, хотелось бы, чтобы эти шаги…которые вышагивал – вышагивались бы подольше. Но уже через мгновенье перед ним оказалась палата. Не рискнул открывать дверь прям сильно смело, скорее, старался протиснуться в щель…хоть и слабо это получалось.
На полпути протискивания услышал приказ. Не задумываясь поспешил исполнить, несколькими…достаточно …конкретных движений, без мелкой моторики. Короче, откупорил. Выдохнул. Вылил в себя. Проглотил. Продышался.
И совершенно было фиолетово – что это такое. Если ошибся флаконом…и надо было искать правый шкафчик или третью полку – да ничего страшного! Лучше уж сразиться зельем, чем облажаться на первом же деле, на испытательном сроке.
Немного полегчало, видимо от самовнушения, усилий воли, нашатыря, или…еще чего-нибудь. А еще от того, что попытался вспомнить вопрос, в своих этих попытках отвлечься. Нужно попробовать представить, что он просто на лекции. И пока исполнял вторую часть приказа – то есть подходил к колдомедику – в голове образовалась спутанная версия, тихо ее озвучил, оказавшись рядом с наставником, отмечая, что в таких ситуациях ,в принципе, легче говорить, чем молчать:
- Может быть…белым свечением виден ребенок – пока представляет собой часть организма, его продолжение, нечто отдельное, но бесконфликтно связанное? А когда начинаются всякие… турбулентности… приходит время и …все такое…- сглотнул - ярко-желтый означает, что этот самый организм больше не воспринимает ребенка, как часть себя? Считает посторонним объектом, и как-то там все настраивается, чтобы вывернуться и …очиститься? То есть, организм сигнализирует от проблеме. Мы же не увидим, наверное, на диагностикуме каким-то иным свечением, скажем…пуговицу, которую проглотили. А увидим некую область возмущенного организма, сигнализирующего нам о постороннем, если эта пуговица … застрянет где-нибудь в кишках, вызовет воспаление и … будет мешать нормальному пищеварению.
Конечно же, невозможно было не заметить - хоть и старался «зашориться»,смотреть в пол, либо мельком на Месароша - по всему этому антуражу, по некоторым предметам, которые не могли просто не давать некие…ассоциации, по информации бокового зрения, что турбулентностей не избежать. Но, может быть, колдомедик вколет ему что-нибудь, чтобы он был нормальным медбратом, а не кем-то ... еще более нормальным, которому противоестественно даже …думать во всех этих направлениях. И вообще, почему если все это – нормально, природа не предусмотрела механизмов, исключающих необходимость наличия всяких там роддомов и всяких врачей, во всем этом копающихся. Как все…несовершенно!

[Анка Копош]

Тихонько хихикнула, когда услышала назначение зелья. А потом хихикнула еще раз - уже громче. Неловко-то как! Какая-то часть мозгов понимала, что ничего смешного в этой всей ситуации нет, но вот телу это объяснить оказалось прямо-таки непосильной задачей.
Отпустить мистера Месароша все же пришлось. Наблюдала за спокойными методичными приготовлениями, а сама будто заражалась этим спокойствием. Так, что даже смогла еще раз подтвердить согласие, удерживаясь от возражений. Не так уж ей и больно! А с мистером Месарошем почти не страшно. Если не думать, а просто смотреть. Палата менялась и менялась. И с каждым изменением голова становилось все более пустой и звонкой. Проследила за учеником-Грегори почти без всякого выражения.
Будущий сокурсник? Она же все равно уедет в скором времени, а когда вернется... Вернется совсем не для того, чтобы учиться. Ну и как же врачебная тайна? Даже если Гафт увидел бы нечто компрометирующее, разве он стал бы болтать? Замерла. Вот мистер Месарош-то точно увидит! Поглядела на свой новый наряд, разом ощущая, какие части тела этот самый наряд совершенно не... э-э-э... стесняет в движениях. А ведь мистер Месарош пригласил ее на ужин! Останется в силе это приглашение после?
- Лечь, сэр? - переспросила зачем-то. - Да, я сейчас...
Совершенно непонятно было, отчего все эти вещи, о которых совершенно не думалось прежде, стали вдруг такими волнительными. Посмотрела на целителя с учеником пристально, прислушиваясь к странному гафтовому бормотанию. В не слишком просторной палате при полной тишине слова долетали до нее хорошо, но как-то неправильно.
- Пуговица?! - вытаращилась на Гафта прежде, чем прикусила язык. - Вы только что сравнили моего сына с пуговицей? Какой-такой возмущенный организм?!
Нет, конечно, сейчас она живенько демонстрировала этот самый возмущенный организм. Вдохнула поглубже, надувая щеки, открыла рот, сдвинула брови, и тут-то ее и накрыло окончательно. Цапнула руками воздух в попытке на что-то опереться и попробовала ухватиться за самое близко расположенное к ней живое существо теперь - мистера Гафта. Мозг в момент вынес за пределы и глупые тревоги, и неуместное возмущение, и прошлые страхи. Ей действительно стало больно. Так больно, что о дыхании помнить выходило будто бы через раз. И словно со стороны она услышала, как воздух больше не задерживают сжатые зубы, и вырывается наружу он самым настоящим - стыд-то какой! - стоном. Попыталась сжать зубы покрепче, но зубам на ее попытки стало совершенно фиолетово. Она умела терпеть, да и Дурм сделал неплохую практику по игнорированию боли, но эту как-то очень сложно стало игнорировать. И она все длилась и длилась, и от нее вдруг захотелось сбежать. Сжала руки - за что они там бы не держались - крепче, словно стремясь нащупать какой-то физический ориентир. Точку опоры, как следует приложив усилие к которой, может быть, у нее и правда получится сдвинуться... Хоть куда-то.
И непонятно, помогло ли это усилие, или тело просто решило ее вдруг пожалеть, но все вдруг кончилось. Руки мгновенно ослабли, будто сами собою возвращаясь к телу. Села на приготовленную койку, а потом и легла, как ей, дуре, и велели. Рубашка, или что там на ней было, противно прилипла к взмокшей спине. Уставилась в потолок, совершенно дезориентированная. Значит, страшно и больно - это вот так? Это вот об этом писали в книжках? Осторожно коснулась рукой живота. Повернула голову и посмотрела на мистера Месароша.
- Он в порядке, да?
Все идет так, как и должно идти? Вот что стало страшным. Как тут определить? На что ориентироваться? Все время прежде, с того самого момента, как сын начал двигаться, толкаясь с каждым днем все сильнее и ощутимее, именно это измеряло их благополучие. Это - и ничто другое, потому что, кроме усталости, ничего больше и не беспокоило. До сегодняшнего дня. Которого она... не ждала. Всю беременность боялась его наступления и, несмотря на внешне изменившиеся обстоятельства, кажется, физически не могла обрадоваться. В голове запульсировала-заметалась привычная мысль: пока малыш внутри, он в безопасности. Вздохнула устало, чувствуя, как медленная борьба с телом наконец навалилась, пригвождая к койке. Как она не заметила эту усталость раньше?
Хотела сказать что-то еще, потому что тревогу нужно было куда-то деть, но не успела. На этот раз ей не дали продышаться как следует, успокоиться и осознать, что происходит. Боль накатила, не спрашивая, готова ли глупая Анка Копош к этому. Вцепилась в простынь и закричала, уже совершенно не думая о том, как выглядит со стороны.

[Лёринц Месарош]

Где-то посреди мысли Грегори он совершенно потерял ее начало - и больше следил за поведением Анки, чем за своим помощником. Так что ее возмущение вышло даже забавным. Разве что прояснить это он не успел, слишком уж впечатлительной оказалась его пациентка.
- Анка, выпейте, пожалуйста.
И даже в этом море волнения и крика, который раздался в их прежде спокойном мире, он не переживал. Сказанные Анкой слова про защиту были... главным, что ему стоило услышать.
- Выпейте.
Повторил настойчиво, протягивая флакон с удобным широким горлышком, но не отдавая его ей в руки, прекрасно осознавая, что пролить - это легче легкого.
- Грегори, будьте добры, встаньте в изголовье кровати?
И еще одна ширма надежно отгородила его помощника от того, что ему пока не стоило видеть. Оставив, впрочем, прекрасный доступ для Анки к тому, кто ее сейчас мог физически, гм, поддержать.
- Ваша теория прекрасна и весьма гармонична, но, слава мерлину, с истиной не имеет ничего общего. Все очень просто, мистер Гафт.
Перевел, наконец, взгляд от Анки на своего почти ученика.
- Заклинание, которое вы использовали, является весьма условным и грубым инструментом диагностики. И не особо умеет различать, что именно происходит с организмом.
И обогнул ширмы, оказываясь на полагающейся позиции рядом с кучей всяческих тканей, мисок и столиков.
- Анка?
Позвал тихо.
- Больше не будет больно. Обещаю.

[Лазарет]

Стоит Анке выпить зелье, как боль и правда пройдет - вся и полностью. Останутся лишь все ощущения... которые теперь не несут в себе боли.

Но крик словно сдвинул что-то в мироздании. Воздух вокруг накалился на мгновение. Порыв ветра едва не снес все ширмы. Пол под ногами вздрогнул. Вода в кувшинах и мисках пошла рябью.
Все пропало так быстро, как и началось. Но вокруг живота Анки начало разгораться яркое белое сияние. И очень скоро Грегори Гафт и без всякой ширмы не смог бы увидеть, что там происходит. Зато для самой Анки и целителя это сияние - очень даже прозрачно-белое.

[Грегори Гафт]

Не, наверное, все-таки не всецело оклемался. Потому что, если бы пришел в нормальную норму, что понял бы, как хорошо в тишине разлетается звук, и прилетает обратно.
Что-то такое дошло с запозданием, когда пришлось все-таки крутануть башкой, и хлопнуть глазами, поймав …какую-то реакцию, которую сложно улавливал, потому что только теперь заметил ,что пока его тут не было…что-то произошло. Как минимум, мисс Копош теперь была в балахоне. И, оказывается находилась очень даже радом с ним.
Мотнул головой, оправдываясь:
- Да нет, там просто… эти турбулентности…
Но не успел толком что-то переварить, или объяснить. Потому что теперь снова стало сложно настраивать себя на то, что это просто – лекция! Мерлин ,а как он раньше-то перестраивался, на заклинаниях, например, когда тренировался на манекене?
Да просто там все легче, а тут… застопорился, даже не зная что ему делать. Дезертировать, или … или! В него вцепились руки, которые, мгновением ранее своим маханием сбили мысль с правильного порыва, который практически был готов осуществить… но уже поздно! Оказался в настоящих тисках! И... ужаснулся - а вдруг это случиться – прямо сейчас??
Нет, нужно держать себя в руках. И эту женщину – тоже! Чтобы она не надумала глупостей раньше времени, пока он слишком близко!
Крепко придержал мисс Копош за локоть. Немного…направляя ее движения в правильном русле, то есть куда-нибудь, к другой опоре. К кушетке этой, будь она не ладна!
А вот когда стон заполнил палату…стало дико. Это было что-то такое…ни с чем не сравнимое. Противоестественное и непонятное. Для него. Оно так просто отражалось в воображении, но прийти к осознанию через понимания…Невозможно!
В него вцепились еще сильнее? Прекрасно! Осталось только не скрючиться от столь неожиданно обхватившей его …ответственности. А вообще, так хотелось трусливо отлепить от себя сейчас от себя эту женщину. И удрать. И к дементору эту специализацию! Почти готов был так сделать… Если бы…если бы не лупанулся на Месароша. Не лупанулся .. и не наткнулся на что-то ... понятное его разуму. И прям уловил, впитал уверенность. Это было, на удивление, не сложно – уж больно это спокойствие откровенно маячило…как буёк, возвышающийся над всей этой происходящей…вакханалией. А теперь вот, как будто…да нет, не как будто, а реально получилось типа сделать шаг, ну как шаг…так, какое-то шарканье скорее, но это точно было движение! И даже как-то хватка это мисс, все более и более его сдавливающая, которая, несоменно, оставит после себя шрамы – ослабла. Прям очень ощутимо. Прям резко. Ну, наверное резко. Но, тем не менее, успело в голове шваркнуть, что надо поддержать, помощь в приземлении на кушетку. Иначе тело же могло обмякнуть. Ну, так казалось. И тогда беды не избежать...
И тут вот, кажется, чутка рассосалось…
Мерлин ,да он чертов герой! Это он себе уже говорил, кажется? Не проблема, повторит снова! Уже не ощущал толком, как от слегка ослабшего напряжения - пот просто ручьем бежал по его спине. Вообще мало чего уже ощущал. А еще захотелось поржать. Мерлин, наверное это так комично – прыгающие на его лице туда-сюда эмоции, которые он так героически старался удерживать в рамках приличия. А еще хотелось, чтобы Анка сидела на своей кушетке и больше никуда не рыпалась. Но пришлось сделать какие-то телодвижения, чтобы типа, ну, помочь аккуратно уложиться. Прежде всего не из галатных побуждений. А чтоб этот здоровенный шар – не лопнул раньше времени!
Но тут опять! Отшатнулся за койку и сжал от напряжения зубы. Да это походило на то, как колбасит от Круциатуса, Дементор побери эти турбулентности! Внутри че-то начиналось как будто подниматься. Как будто все покалывает, и как будто поднимается из желудка... и...а, нет, вроде , пронесло.
Выдохнул. Вроде затишье. Выдернулся голосом колдомедика, кажется, урегулировавшего ситуацию. Вытер рукавом со лба - пот. Наступившему затишью – не верил, но радовался, что что-то предпринималось ,и не ему нужно было держать этот пузырек. А так-то, по времени…наверное вся сцена заняла несколько мгновений, но как же сильно все это было растянуто психикой. Разве можно за сколько стремительные мгновения столько всего передумать?
Переместился к изголовью, прекрасно осознавая, что все эти ширмы сейчас – его спасение. Скрепил руки перед собой – замком.
С удовольствием ухватился за пояснение…струдом вспоминая, о чем это. Но этот процесс вспоминания дал возможность чутка подрасслабиться и, одновременно, подсосредоточиться. Кивнул:
- Понятно, сэр.
И…вот только вроде как чутка подотпустило – колдомедик переместился туда…где было жутко таинстенно! Аж собрался вцепиться край кушетки у изголовья. Пока что мысленно.
Попытался успокоить. То ли себя, то ли…в любом случае, мисс Копош тоже досталось.
- Я тоже боюсь, Анка. Давайте бояться вместе - по интонациям получилось как-то прям глуповато, но искренне, с какими-то реально нотками поддержки.
Впрочем, это не парило. Вообще, в чрезвычайной ситуации не парит – как выглядишь. Глупо, или не очень…главное – выжить!
Но не успел оклематься от одного потрясения, как началось что-то иного порядка. От которого стало…реально жутковато. Долбануло в голове: только землетрясения им сейчас не хватает! А потом – бамс, и понял, что происходит какая-то еще более непонятная дичь. На самом деле, уже приготовился уставиться куда-нибудь ... чтоб посчитать расстояние до плинтусов. Которые были здесь? Не были? Не важно. Но, увы. Пришлось вылупиться на ширмы. Ибо, сквозь них пробивалось нечто…нечто окончательно не понятное...разростающееся... ослепляющее. Если вспышка так близко - осалютируйте, это последний миг вашей жизни, верно?

[Анка Копош]

Вдох. Выдох. Вдох. Просто дыши, Копош, тебе это надо. Вам это надо. Ещё вдох. Чужие руки, предлагающие помощь, замечала, но будто через вату. Все происходящее смазывалось, пока она вся концентрировалась на этой боли, словно притягиваясь к ней.
Целителя услышала на очередном вдохе. Спокойный голос, настойчивый. Попыталась как-то показать: да, давайте, любое зелье!
- Do-о-оare! - пожаловалась. - Cu plăcere...
И вот как-то между всхлипами и ее невнятными, переходящими в крик попытками поговорить, зелье все же оказалось сначала у рта, а потом пробежалось холодком внутрь.
Холодок этот будто бы заморозил мгновенно. Нет боли. Как нет? Совсем. Совсем нет. Всхлипнула ещё раз, по инерции.
- Mulțumiri! Mu... Вы... Я... С-спасибо!
Мозги вставали... Не на место, ведь на месте не были никогда, но хотя бы туда, где помещались раньше. Дыхание выравнивалось, а тело... Вдохнула поглубже. Какие странные ощущения! Уставилась в потолок опустошенно, пытаясь уложить новое. Пока это все пряталось за болью, которую не выходило терпеть, можно и не думать было о том, что именно с ними сейчас происходит. Потянулась руками к животу, но как раз в это мгновение этот самый живот закрыла ширма. Втянула воздух судорожно. Нет-нет-нет! Она должна его видеть! Ей это нужно! Просто необходимо. Это ее тело, ее ребенок, а вдруг...
За вдруг наступала звенящая пустота. Зато ощущения, из которых хотелось натурально вывернуться, теперь связывали ее с тем, что происходит. С малышом. Сосредоточилась на них. Может поэтому момент, когда мистер Месарош исчез за этой ширмой дурацкой, не отследила. Но голос услышала.
- Да? Да. Я понимаю, да, спасибо.
Значит, все идёт, как должно идти. Значит, ширма нужна. Значит, она... Она не будет истеричкой и дурой, хватит с нее. Довольно. Всего!
В попытках убежать от паники и удержать руки от того, чтобы снести нелепую преграду ко всем чертям, переключилась на Гафта, с какой-то ненормальной лёгкостью улавливая, что именно он говорит. Моргнула. Вздохнула. Поморщилась от очередного как-то некстати ощутимого спазма.
- А вам чего страшно? Вы же не рожаете.
И только теперь заметила, что ученик колдомедика какой-то... Белый? Слегка зелёный?
- Давайте, - согласилась быстро и сразу со всем. И даже руку ему протянула. - Очень вам признательна за со...участие.
Вот. Так вот - нормально. Точно нормально. Пусть и вообразить величину ее реального страха даже сама не могла. Она справится. Мистер Месарош...
Мысль не додумала, не успела. Распахнула глаза широко-широко, за одно короткое мгновение переживая так много! Все, что случилось, уместилось будто бы между ударами сердца. Случилось - и пропало. Хватанула воздух ртом и замерла словно парализованная. Ярче. Ярче. Ярче.
Страх ухватил за сердце холодной рукой. Тот самый, который жил в ней с Завесы. Тот самый, который ждал момента, но так и не дождался. Тот самый, что сгорел в колдовском огне. Как он оказался тут? Восстал из пепла? Когда их тряхнуло... Почему их трясло вообще? Что это за магия? Своя или... Та, другая? Отмерла и дернула рукой ткань с ширмы вверх, не заботясь о примерном поведении.
- Мистер Месарош! - каркнула скорее, чем сказала. - Пожалуйста! Что это? Это... Это же не? Нет?
Сердце стучало где-то в ушах. Помнить о Львенке. Верить. Не поддаваться. Не отдавать ничего, больше ничего, даже сомнения - нет. Сколько она уже отдала? Сколько боялась? Сколько слез, снов, надежд? Хватит.
Вглядывалась в белое сияние, каким-то посторонним куском мозга отмечая, что так не бывает. Если смотреть на лампочку в упор, должны появиться пятна. Пятен не было. А что же было?

[Лёринц Месарош]

Грегори неплохо справлялся с ролью успокоителя, разве что сам потихонечку то зеленел, то серел. Решение пригласить его теперь казалось еще более верным - пусть представляет, что колдомедицина вообще не только про радости и переломы. Верным же было решение и оградить его от лишней... визуальной информации.
А вот дальше верность решений становилась не такой очевидной. Если бы у него были ответы на все вопросы, он бы совершенно точно не поленился бы их сообщить. Но у него была только палочка, набор зелий, руки с головой... Ну и возможность успокаивать там, где сам спокойствия не испытывал.
- Нет, Анка, не переживайте. Все... нестандартно, но в полном порядке.
Как минимум потому, что если бы это была чужеродная магия, от которой они пытались сбежать, ощущалось бы все иначе. Свет не слепил, не мешал, не обжигал, не приносил никакого вреда... Он просто был.
- Это ваша защита, Анка.
И оставалось лишь надеяться на то, что его слова окажутся реальностью.
Дотянулся до палочки, чтобы скастовать Диагнозис. В последний момент все же сделал слепок видимым для всех присутствующих.
- Грегори, проследите, чтобы на слепке не появлялось красных зон, пожалуйста.
После чего улыбнулся Анке ободряюще и просто принялся за дело - ребенок хотел появиться на свет, а он должен был этому поспособствовать.

[Лазарет]

Грегори Гафт, которого свет по-прежнему слепил, ощутил словно бы короткое головокружение... Но все обошлось - мир остался на своих местах.

Анка Копош все еще не испытывает никакого намека на боль, а от последнего приступа паники на нее вдруг накатила волна теплого и пушистого спокойствия, ощущаемая как нечто инородное, но при этом - вполне приятное.

Слепок Анки Копош, переливаясь разными оттенками белого цвета, оказался полон еще и всякими прочими цветами. В том числе - белоснежным, который явно обозначал ребенка. Красного на слепке, впрочем, не было совершенно точно.

[Грегори Гафт]

Мисс Копош, каждым этим своим … на иностранном – так и норовила подлить паники в его нестойкое состояние. Но как-то это все волнообразно регулировалось. Не понимал – как. Но, слава Мерлин, оно не держалось единой, нарастающей хреновиной.
Хорошо, что на него среагировали, ибо в какой-то момент, когда скрылся Месарош, действительно почуял важность опоры.
И Анка ему опору предоставила. Постарался и сам подбодрить, контролируемо пожав протянутую ладонь. Попытался, о чудо, даже пошутить:
- Вы знаете, что по успеваемости, ученики делятся на три категории? На магов, чародеев и…дубов-колдунов. Чувствую себя сейчас кем-то третьим.
А вообще, у него действительно, кажется не плохо получалось выживать сейчас. Даже не смотра на глупые шутки. А еще на то ,что он держал за руку чужую женщину, которую ,впрочем, воспринимал сейчас просто – товарищем по выживанию.
Но Мерлин, относительная стабильность была обманчивой. Странная…причуда фактически его ослепляла, а карканье подопечной – сбивало с остатков толка. Нужно было подать голос, и самому воскликнуть, типа да что за хрень происходит? Но выразительности Анки было достаточно.
В какой-то момент от дезориентирования даже чуть пошатнулся, но только самую малость – ноги как будто вросли в пол. И двигать ими смог бы, только приложив серьезное волевое усилие.
А вообще, плохо что-то видеть, это здорово, потому что обостряется слух. И слух сейчас улавливал хорошее: все, типа нормик, от колдомедика, и типа – это защита. А главное, не было никаких подробностей! Которые бы провоцировали воображение. И от этого , конечно, было чуть легче.
Но потом понял, что можно не смотреть напрямую…на это ослепляющее свечение. И ак раз кстати ему подкинули работку. Прекрасно отвлекающую.
- Да, сэр! – отозвался бойко, едва не киксанул от все-таки неожиданного обращения.
Оторвал уже начавшие слезиться от «вспышки» глаза и перевел взгляд на слепок.
Вгляделся. Немного трудновато было приспособиться, но определённо было ясно ,что красного – нет. Он бы заметил. Вот красный – точно бы заметил:
- Все чисто, сэр! – отозвался уже более ровным голосом, в удовольствие пялясь в этот слепок, - продолжаю наблюдение, - доложил.
Что-то в этом теперь точно было такое, завораживающее. Обязательно попросит колдомедика научить его такую штуку выделывать. Хоть и чутка замутило, когда вполне четенько разобрал там … чужого! Вум-ха-ха. Поймал испарину. Мерлин ,во докатился-то…
Глаза постепенно пришли в норму, понял, что просто не стоит таращиться туда, куда не стоит таращится. И все будет более-менее сносно. Особенно с учетом того, что у него теперь – важная миссия. Впрочем, очень скоро глаза снова начали болеть. На этот раз - от излишнего напряжения и старания - не пропустить что-то ,что не должен пропустить.

[Анка Копош]

Вытарашилась на Гафта снова. В голове как-то все мешалось. Свет, панические мысли, отсутствие боли, но присутствие... остального... И теплая крепкая рука, сжимающая ее собственную. Чужая рука.
Где-то здесь мысли попытались сделать резкий поворот, а за поворотом наверняка последует кувырок, и тот - через голову. Она кувыркнется так, что сломает в процессе шею. Поэтому им с мыслями туда не нужно. Есть рука? Есть. Человек. Живой, реальный, реально переживающий. Пригляделась пристальнее, пользуясь очередной короткой передышкой. Нет, наверняка что-то свое переживающий, никак не за нее же. Но раз уж жизнь свела, а ей дали руку... Она вцепится, да. А о последствиях подумает после. Действительно сжала руку крепче, даже не собираясь отпускать. Уставилась в потолок, пробуя выдать какую-то приличную реакцию.
- Ну, если вы дуб, мистер Гафт, то я самый настоящий булыжник. Мы отлично совместимся!
Усмехнулась вдруг. В каком-то смысле это было настолько близко к реальности, насколько вообще могло быть. Передышка тем временем закончилась. Все короче и короче.
- Скоро все закончится...
То ли сообщила Гафту, то ли спросила - у мистера Месароша. Выдохнула снова - шумно. Вдохнула. Выдохнула. Ого, тело дышит! Она не зря, однако, тренировалась. Дышит, смотрит на целителя сквозь этот не-слепящий свет и будто кутается в одеяло. Мягко. Тепло. Спокойно.
Вот тут как-то разом все совпало: накатившее спокойствие, слова мистера Месароша о защите, снова кувыркнувшиеся куда-то не туда мысли. Она почти физически ощутила, как ужас подобрался к самому горлу, но не схватил в удушье, а проскользнул мимо, отгоняемый светом и теплом. Чужеродное спокойствие было словно броня. Броня, сквозь которую уже ничто не пробьется. На ощупь - пух, а по сути... камень? И понимание: горькое, болезненное понимание, ухнуло в это спокойствие и растворилось, почти не причинив страданий. Пусть мозгов у нее было немного, но ключ с замочной скважиной она совместить способна была. Если защита активировалась сейчас, значит, Рикхард... ошибался? Значит, не было у нее никаких трех дней. Значит, и ее дурные отчаянные планы никак не получилось бы осуществить. Значит... Джон ушел совершенно зря.
Но тело дышало и цеплялось за навязанные ощущения безопасности. Перевела взгляд на слепок и задышала еще старательнее. Последний раз она видела малыша совсем крошечным, когда сама еще никак его не ощущала. А теперь... А теперь, в это конкретное время, он будто стал невероятно близко и как-то очень-очень далеко. И сейчас, когда паника разбивалась о броню, а страх истлел окончательно, увидеть его захотелось так отчаянно, так нестерпимо! Не заметила, как сжала держащую ее руку крепче и снова перевела взгляд на развороченную ширму и целителя. Скоро? Почему же так долго? Или ей это только кажется?
Вдох. Выдох. Вдох. Давай, Копош. Ты справишься.

[Лёринц Месарош]

Грегори прекрасно справлялся с ролью того, кто успокаивал Анку. И ему не время было задумываться о том, насколько это правильно. Вот пройдет все - и они обсудят. Если необходимость еще останется.
- Хорошо.
Коротко бросил на сообщение от своего помощника, действительно не отвлекаясь на слепок. Удерживать его становилось все сложнее и сложнее, но Диагнозис требовал все же чуть меньшей концентрации, поэтому слепок продолжал существовать.
А потом все закончилось. Легко и просто, как и должны были закончиться любые роды в колдомедицине.
Манипуляции, которые не были привычными, но которые он заранее повторил, завершились. Ребенка он старательно укутал в пеленку.
Взмах палочкой превратил кушетку в ту кушетку, которой она была до всего, и прикрыл свободной простыней Анку. Осталось убрать все лишние ширмы и положить ребенка, свечение на котором так и не пропадало, постепенно становясь все ярче и ярче, Анке на грудь.
- Поздравляю.
Сморгнул слезы из-за невыносимой яркости. Ребенок был жив... Это признак того, что он не ошибся в предположениях относительно источника света? Спросил, чтобы хоть как-то отвлечься от мысли о том, что с ребенком может что-то случиться... и это что-то уже не будет зависеть от него.
- Чью фамилию он будет носить, Анка? Копош или Доу?

[Лазарет]

Грегори Гафт в какой-то момент времени не смог справиться с очередной волной тошнотного головокружения, и она захлестнула его с головой.

Анка Копош не ощущает никакой боли и продолжает прекрасно видеть через белоснежное свечение вокруг своего ребенка.

А вот для остальных присутствующих теперь рассмотреть что-то через это сияние невозможно.

[Грегори Гафт]

Ощущал в своей руке чужую руку. А на словах про булыжник как-то вдруг стало …тоскливо что ли. Что-то в этих ассоциациях было такое, что порывало чутка его самообладание, за которое так мужественно хватался. Даже почувствовал…сочувствие? Точнее, какой-то непонятный сгусток непонятных эмоций, которые неприятно зудели в животе. Ведь все шути ,которые пронеслись в голове – про камни ,были какими-то горьковатыми. Да…Пожиратель Смерти, чтоб его. Воооо пазоооор. На слепке развивались какие-то свои события. А вот тема про камень, по ходу, как-то запустила реакцию. Или этот Чужой, который включил воображение. Короче, как будто его взяли, вытащили из скафандра. И при этом, еще сильнее зажали руку, чтоб он ,короче, почувствовал, как него начало накрывать. Да, как раз после той резко всплывшей испарины, которую получял, осознав – что этот Чужой на слепке – двигается! Мерлинова борода. Внутри все сжалось а потом начало…подниматься… подниматься…и вот уже все тело ,как будто и дрожь пробила. Холодная такая. Липкая. Хмыкнул сам себе, пытаясь сконцентрироваться. Да ты, чувак, попал…
А мышцы… а в мышцы…типа, влили свинца…
Потом…слепок стал терять свою чёткость, но всеми силами заставлял себя следить: нет ,красного не было. А вот черные точки в глазах…
- Все нормально! – выдал, теряя уже долю адеквтности, главное, нет красного. Мотнул головой, пытаясь отчаянно справиться с собой. Но все, ничто не помогало, состояние все накатывало, все утяжелялось. А потом…потом чужой исзеч! И внутри все так…бууууль.
И, короче, в голове как будто врубили кран. Всем махом. И вода, короче, долбанула всем напором в вески. И причем так настойчиво.
Все вокруг поплыло. Ориентироваться было сложно. Попытался потереть лоб. Пошатнулся. Похолодел. Тело стало совсем тяжелым. Мерлин, надо было освободиться, попытался забраться свою руку. Но руки – не слушались, как будто ватные. И тут донеслось это…поздравляю. Которое вроде бы слышал. А вроде бы и не очень. Зажал ладонью глаза, ощущая, что внутри все…в вертолётчиках и как будто при этом еще и подвисло в невесомости.
И тут… по коленками как будто долбанули. Завис на корточках. Хватаясь одной рукой за голову, а второй…придерживаясь то ли за пол, то ли за кушетку. Трудно было уже определить. Мерлин, а вот когда каким-то немного искаженным донеслось про фамилию…Доу?? Нырок. Вот теперь точно - все. Буль. Обмяк окончательно, погружаясь в темноту.

[Анка Копош]

В какой-то момент с ней осталось только дыхание, да два чувства. Одно - крепкая горячая рука, в которую она вцепилась с каким-то звериным отчаянием. И той частью мозга, самой сообразительной, наверное, соображала, что без этой руки ей бы сейчас было... Совсем-совсем иначе. Так, как боялась, и так, как не хотелось до того самого отчаяния, с которым держалась, да. И то, что рука была чужая, совершенно перестало иметь всякое значение. После она извинится, после... поблагодарит? После... Потому что было еще второе чувство. Полное сосредоточение на том, что происходило с телом, на том, что ей самой следует делать. Ее будто подталкивало что-то изнутри, и она поддавалась, все остатки сил, которых вдруг оказалось не так много, вкладывая туда. И когда по палате разлился крик - громкий, возмущенный и совершенно точно живой - силы будто испарились.
Руки на мгновение обмякли, выпуская недавнюю опору, а потом потянулись сами - вперед. Где же он? Почему так долго?
Изменения, которые происходили: с телом, с кушеткой, с Гафтом, - не замечала, просто физически не способна оказалась воспринять, даже если бы смотрела в упор. Все утратило всякое значение, кроме единственного. Да где же он?
И вот, наконец, "Поздравляю"! В ореоле белого света, такой... красивый! С каким-то непонятным, незнакомым до того трепетом прикоснулась к сыну, едва ощутила тяжесть его тела у себя на груди. Мир смазывался. За сердцем разливался жар, будто бы поглощая все, что там помещалось, заполняя до краев, вталкиваясь в это самое сердце и делая его... Необъятным. Как само чувство, что там родилось. Или вырвалось? Зрело, росло, ждало и вот, наконец, обрело свободу.
- Здравствуй, Константин.
Прошептала, завороженная. Это казалось очень важным: сказать - именно так. Сместила немного руки, укладывая его в объятия. Сын больше не плакал, но этого и не требовалось, чтобы знать, что он жив. Знать, что все будет хорошо. А потом он открыл глаза.
По сердцу полоснуло так остро, так внезапно-остро, что не сдержала судорожного вздоха. Нет, жар вытеснил не все. Жар может уничтожить холод, но не что-то, настолько же горящее. Просто теперь всего больше, теперь его так много, что она даже охватить не способна. Но... Разве могло быть иначе? Сморгнула мутную пленку. Слезы бежали привычным уже образом, почти не мешая зрению. Сколько в этих слезах оказалось счастья? Боли? Она не могла позволить себе пропустить. И тем больнее горело, тем сильнее горчил ожидаемый вопрос.
- Копош, - выдохнула твердо. - Константин Джон Копош.
Сколько в слезах было жалости? Любви?
У него твои глаза. Хочешь посмотреть, Джон?
- Это несправедливо, я знаю, - продолжила с не меньшей твердостью, подхлестнутой короткой вспышкой отчаяния. - Не оставить его имя. Но он тоже поступил несправедливо, понимаете? Правильно. Да, правильно. Но несправедливо.
С невероятным трудом оторвала взгляд от сына и поискала им мистера Месароша с Гафтом. Гафт как-то не находился. Ушел?
- Вы не поможете? Я должна проверить...
Клеймо. Держать сына у сердца и одновременно - так близко к этой гадости казалось почти кощунственным. Почти задохнулась. Ей нужно посмотреть. Сейчас. Но ребенок... Сосредоточилась на нем снова. Так хотя бы получалось дышать. Что же делать?

[Лёринц Месарош]

Удивился ли он глухому стуку об пол за своей спиной? Ну, в принципе, нет. Грегори выглядел бело-зеленым достаточно давно - и держался разве что на зелье да задаче, с которой ему надо было справляться и справляться. Так что...
- Ох, помощничек.
Впрочем, прозвучало это скорее с умилением каким-то. Лениво скастовал диагностическое, чтобы убедиться, что тот себе ничего не ушиб в процессе потери сознания. И подошел к Анке, чтобы погладить ее по плечу, а потом и вовсе аккуратно убрать волосы со лба.
- Красиво имя, Анка. Он поступил несправедливо. И неправильно. И теперь Константин - твой ребенок. Тебе решать его судьбу... И выбирать ему имя.
Принял ребенка из рук Анки, мягко, но настойчиво его забирая.
- Проверяйте, Анка. Если понадобится мое мнение - я приду. А пока займусь Константином, хорошо?
Удивительно, но свет от новорожденного уже не слепил. Что это вообще за иллюминация такая?
Задумываться времени не было - Константин решил, что это как раз отличный момент, чтобы начать верещать как резанный... И ему пришлось в срочном порядке ретироваться к пеленальному столику, где его ждало все необходимое, чтобы привести ребенка в вид, от которого Грегори не упадет в обморок во второй раз. Сам себе хмыкнул довольно и принялся за дело.

[Лазарет]

Свечение вокруг ребенка резко начало утихать, стоило Анке назвать его имя. И теперь это - едва заметное мягкое сияние, которое не исчезает, но и не разгорается.

Если Анка Копош проверит клеймо, то не сможет рассмотреть его толком. На месте клейма - яркое, уже прекрасно знакомое ей сияние, за которым рассмотреть что-то невозможно. Но если прикрыть его тканью, то никакого света сквозь такую слабую защиту уже не видно.

Грегори Гафт, будучи даже без сознания, определенно сможет услышать громкий крик ребенка, ибо Константин уже начал заниматься любимым делом всех младенцев - оповещать всех окружающих о своем наличии максимально эффективно.

[Анка Копош]

- Спасибо вам, - пробормотала тихо, ощущая, как в горле после прикосновений собирается ком. - Вообще за все.
Она все никак не могла оторвать от ребенка взгляд. Свет не пугал, и то, как он менялся, - особенно не волновало. Все так же глядя на сына, ответила целителю:
- Правильно. Сэр, я думаю... То есть я не уверена, но может быть, вы знаете...
Мысли никак не собирались в нужные фразы и вопросы. А когда мистер Месарош забрал мелкого, они все в раз словно ополоумели, разбегаясь. Прикусила губу, чтобы не завопить, требуя вернуть. Она же сама, сама просила. Странно, но плач сына помог. Может, он тоже чувствует то же и просто хочет обратно? Может... Может же?
Выдохнула, поспешно пытаясь ослабить завязки на больничном балахоне там, где эти завязки вообще находились. И добраться, наконец, до клейма.
- Агрх!
Несколько секунд просто тупо пялилась на свечение. А Константин все ревел и ревел. Повернула голову и попыталась рассмотреть, что там такое мистер Месарош делает и светится ли по-прежнему ребенок? Вот тут, подхлестнутое волной тревоги, проклюнулось сомнение. Он же не будет так - всю жизнь?
Руки сами собой привели наряд в порядок и нервно и нетерпеливо сжали простынь. Снова закусила губу. Можно ли лопнуть от напряжения? Разлететься на огромное количество каменных осколков. Потрясла головой. Нет-нет-нет. Пока никакого камня. Что же ее так клинит-то?
- Сэр? - не выдержала в конце концов. - Он в порядке?
Снова мазнула взглядом по палате, и этот взгляд, делая путешествие от спины целителя до кровати, наткнулся на... Нагнулась даже.
- Мистер Гафт?!
Протянула руку и попыталась дотянуться до тела, чтобы потрясти. Чего это он вообще?