Ей приходилось представлять свой свадебный день несколько раз. Когда ей было, кажется, семь, ей просто нравилось, что у невесты такие красивые и пышные наряды, она хотела их носить тоже, чтобы выглядеть едва ли не самой настоящей принцессой. Тогда, почему-то, ей не представлялось, что для свадьбы обязательно необходим жених.
Второй раз она об этом задумывалась, когда ей было уже двенадцать - и тогда она наоборот именно жениха и хотела, а платья - что платья? Они одинаковые.
Когда их помолвка была объявлена, ей не хотелось иметь свадебного дня вовсе, но прекрасно понимала, что тот будет. Она знала, что произойдет во время самой церемонии, готовила клятву, заставляя себя верить в то, что это не займет чрезмерно многое количество времени. Но никак не могла представить, что после наступившего облегчения с окончанием основной церемонии, ей придется потратить все свои силы, какие только имела, на последующие процессы. Колдографии, переодевания и вновь бесконечное количество колдографий.
Это изнуряло.
Стоя перед часовней и ожидая, пока необходимые колдографии будут сделаны, она старалась лишь ровно дышать, ничего более от себя не ожидая. Должно быть, она держалась за руку Адама крепче, чем должна была, но не могла заметить этого. Только сейчас каждое касание, каждое слово, каждый взгляд отразились в ней и смешались в единое, совершенно неописуемое чувство свершенного и необратимого, пугающего и взволновывающего. На фоне которого голоса казались глухими, радостные поздравления - не ей адресованными. И если рука Адама оказывалась рядом - она держалась за нее, боясь отпустить и утонуть в потерянности.
Туфли натерли ноги, корсет платьев так туго стягивал, что оставлял на бёдрах полосатые синяки, которые помогающие ей переодеваться слуги умело излечивали заготовленными зельями. И она не отказалась от тонизирующего бальзама, когда тот ей предложили, пока девушки расправляли подол ее следующего платья и поправляли рукава. Голова кружилась от людей, пусть тех не было так много, как могло быть. От слов поздравлений и мягких улыбок гостям, данных в ответ. От дома, который она должна была ощущать своим, но терялась в его стенах, даже будучи с... супругом.
Имя ее мужа теперь принадлежало ей, но каждый раз, когда кто-то обращался к ней "Леди Булстроуд", отзываться не хотелось. И все же она не могла поддаться страхам, не могла позволить слабости победить сегодня. Только не сегодня.
Любой момент, в какой она была способна молчать - молчала. В любой момент, где ей требовалось говорить - говорила. Притворяясь для себя самой, что это лишь игра, в которой она должна выполнить свою партию, какой бы изнурительной та ни была.
В перерывах между тем, как сменялись позы и ракурсы, она пыталась смотреть на супруга, на которого внезапно полагалась. Она четко знала, что делает во время церемонии, сейчас же знал лишь он, и только по его реакции, словам, взглядам и вздохам могла определить как стоит себя вести. Так сейчас было безопаснее. Так получалось оставлять цепенящий страх вне ее сознания.
Когда пришло время для колдографии с отцом, она наоборот прятала взгляд. Хаос, происходящий в ее теле, не давал ей оценить происходящее, не давал признавать реальность и собственные действия. Но ей не хотелось видеть никого. Вновь лишь настойчивое желание утолить жажду одиночества поглотило ее - и это, кажется, все, о чем она могла думать в последующие моменты. До того как вновь не пришло время переодеваться к приему.
Пришлось настоять, чтобы ей дали несколько минут тишины, прежде чем девушки, сопровождавшие ее сегодня весь день, вышли из комнаты. Только тогда, спустя несколько мгновений она услышала вновь как шелестит подол ее платья, как шумит легкий ветер за окном чужого дома. Как внизу смеялись собирающиеся гости.
Заперла двери, словно это бы помогло отстраниться.
Следующее платье не было настолько сложно выполненном, и отличалось большей легкостью, что позволило бы ей двигаться во время танца и среди явившихся гостей. И, должно быть, именно оно ей нравилось больше всего среди остальных. Будь ей вновь семь, она бы выбрала его и не смогла бы устать кружиться по комнате.
Стоило поесть, но любая мысль о еде вызывала приступы тошноты. Смогла выпить стакан сладкого сока, пока позволяла девушкам переделывать ее прическу, и вышла, вдруг, вопреки всему, перестав желать быть с собственными мыслями наедине.
Наставало время первого танца.