Коридор перед лазаретом

[Ника Морган]

Как и предполагала ночь прошла беспокойно. Сначала были тщетные попытки уснуть в полном молчании. Если бы сильно напрягла слух, то возможно услышала бы, как жужжит рой ос в голове у Лёринца...хотя нет, за своим роем точно не расслышала бы его. Слишком громко. А когда сил пялиться в потолок, потом в стену, потом в плечо Месароша не осталось - уснула. Но так часто просыпалась, что утром открыла глаза и сразу же поймала головную боль вместе с остатками усталости вчерашнего розового дня. Одно было хорошо. Просыпаться в обнимку и в тепле. И завтрак вместе. Что может быть прекраснее?
Обнимала себя за плечи, удерживая палантин, и грелась в том утреннем воспоминании. Но вчерашние вопросы мешали сполна наслаждаться теплом и компанией Лёринца. Вернувшийся страх, беспокойство и внезапное желание заявить, что у нее лапки и она хочет просто лечь на диван, напоминали ей снова и снова, что они с Лёрицем куда-то не туда идут.
Вынырнула из мыслей, отвечая.
- Ранним утром я предпочитаю прогулки в пределах теплой кровати. Но как потеплеет я хотела вернуться к занятиям и начать бегать. Можем вместе! И озеро, и лес, куда уж разнообразнее. Или ты предпочитаешь жаворонковые прогулки?
И добавила, соглашаяясь.
- Или Хогсмид. Ключевое здесь - вместе.
Поинтересовалась, не понимая куда её ведут. Лёринц с утра играл в загадочного мужчину.
- Ммм, Лёринц, а мы куда и почему?

[Лёринц Месарош]

Он тоже был обеими руками за теплую кровать. Еще и в теплой компании если, то совсем идеально.
- Значит, голосуем за кровать. А озеро оставим... На когда-нибудь потом, я так думаю. Не люблю бегать. Гулять. Медленно, дыша свежим воздухом и разглядывая все вокруг.
Активно закивал.
- Жаворонковые прогулки. Вот идеальное определение. Особенно весной, когда птицы поют, а на душе от этого как-то светло и спокойно. В нашем лесу в такие моменты очень уютно.
Гулять приходилось не прям часто, но воспоминания об удачных попытках были хорошими. И сейчас позитива от этой мысли вполне хватило, чтобы улыбнуться даже при мысли о настоящем.
- В одно из подсобных помещений. Там... помнишь, ты говорила, что оставила у меня в кабинете пакет? Я его открыл и положил туда. Я подумал, что тебе стоит знать о его содержимом. И... если я все же пойду сегодня днем на обед. Если... если произойдет все то, чего мы боимся. Пакет же важен? Поэтому - ты будешь знать.
Обнял Нику за плечи, увлекая в один из боковых коридоров.
- Расскажешь, откуда он у тебя вообще, Ника?

[Ника Морган]

Вздохнула, с некоторым сожалением отмечая.
- А как же спорт и здоровый образ жизни?
Валяться в кроватке любила, но иногда бывали периоды, когда физической активности много не предвиделось: на школу не нападали и Нортон был занят. Не заставлял их хиленькие и полудохленькие тела отжиматься, приседать и больно падать под эвертой...
Улыбнулась в ответ, вот с этой частью точно соглашаясь.
- Значит решено, как только потеплеет и сырости поменьше будет, мы начинаем субботние прогулки.
Она планировала так, будто сегодня был совершенно обычный день их жизни. Будто им ничего не грозило, и будущее не выглядело угрожающим. Нахмурилась, когда в проблемы вчерашнего дня вплелись ее, о которых она забыла и теперь не была уверена, что успеет сделать как надо за отведенное время. Вздохнула и ответила, понижая голос.
- Расскажу, но давай в том подсобном помещении.
Сморщилась от мыслей, что могло быть в "пакете из морга". Наверное ничего хорошего. Конечно, можно было помечтать, что просто в моргах пакеты особенно плотные и только поэтому оно имеет связь с моргом, но...она же не дура, да.
- Пакет, да, я хочу знать, что там. Но...ты решил идти, да?

[Лёринц Месарош]

Когда они вышли из морга, выпрямился, расправляя плечи. Спокойствие, которое всегда настигало его там, ушло, уступив место сосредоточенности и решительности. У них еще было время - и это преимущество стоило реализовывать.
- Давай-ка...
Бережно стянул с плечи Ники свою мантию, возвращая ее себе на плечи вместо снятого халата. Сжал ладонь Ники, которая стала буквально ледяной.
- Там, на самом-то деле, не так уж и холодно. Просто вся обстановка, с непривычки, да еще и смена температуры не постепенно - вот и итог.
Чего его дернуло объяснять вещи, которые не требовали пояснений - просто потому, что вряд ли он еще когда Нику в морг приведет? Свернул образовательную часть их беседы, возвращаясь к насущным вещам.
- Мы сделаем так, как будет спокойнее тебе, милая. Я узнал все, увидев голову - и точка. Ричард вряд ли поверит, но и доказательств обратного у него не будет.
Довел Нику до нужного коридора, останавливаясь.
- Мы идем, чтобы тот, кто умеет справляться с подобными ситуациями, знал, что происходит. Твой похититель - это птица какого-то совсем другого полета, нежели... наша основная проблема. И эту птицу лучше доверить тому охотнику, который знает, что делать.
Наклонился, легко целуя Нику в лоб и успокаивая то ли ее, то ли себя.
- Пойдем.
Потянул девушку за руку, вместе с ней уходя из больничного крыла.

[Анка Копош]

- Спасибо.
Вот это она за что ее благодарит? Пусть будет за все сразу. Эбигейл, что бы там в своей голове ни думала, тащит, занимает разговорами, но, главное, одним своим присутствием не позволяет поддаться слабости окончательно и забиться в ближайший угол. Звук шагов снова стал гулким, снова отдавался в голове противно. Коленки дрожать не перестали. Вместо этого затряслись руки.
Чувствуя, как закачался уже пол, остановилась, приваливаясь к стене. Подняла взгляд на единственный статичный объект в коридоре: старосту.
- И да, и нет, - сообщила очень сосредоточенно. - Не нужно было его варить. Надо было себя, и неуд. Если бы я хотя бы иногда думала, что делаю...
На лицо сама собой наползала улыбка, будто челюсть свело. Она и правда решила ведь, что это все из-за Рикхарда? Взяла и распихала страх, отчаяние и ужас по разным котлам. Не смешивай только. Не думай о неправильных вещах, и будет тебе счастье и благолепие. Дура.
Не думать. Сосредоточиться.
Сквозь лицо Эбигейл начало проступать другое, дергая и выворачивая внутренности. Сжала зубы, готовясь провалиться и...
Тело было слабым, таким слабым, будто она с лихорадкой лежала неделю. Глупая оболочка. Но пустая настолько, что даже картинки, наводнившие голову, смогли отозваться лишь отголоском эха и замолчать. Неужели отпустило? Насовсем?
Посмотрела на коридор - еще такой длинный - и пообещала серьезно:
- Сейчас пойдем.

[Эндриана Булстроуд]

Нет, Копош определенно бредила.
Приложила ладонь к ее лбу, к своему. Результат не обрадовал.
Качнула головой.
– Сомневаюсь, что хоть один гриффиндорец представит в настройке для этого зелья себя, а ты... в тебе этого слишком много.
Может это и был ещё один повод для зависти. Она ведь не врала, когда говорила, что считает ее настоящей гриффиндоркой. Хоть убей, некоторые факты изменить нельзя. Подосланного возиться с пятикурсницей взрослого выпускника в библиотеке изменить было нельзя. Их... разговор в спальне. И, конечно, беременность.
Аккуратно выпустила девушку, позволяя опереться о стену и все равно готовясь ловить в случае чего.
Закусила губу, прежде чем спросить.
– Это был... ребёнок? Кого ты представила?
Постаралась заверить себя, что ее это мало волнует - просто вдруг сейчас Копош в обморок свалится, ей же нужно будет что-то рассказать Месарошу.
Медленно кивнула, пусть предпочла бы ее дотащить до лазарета и оставить ответственность на колдомедике.
– Профессор не должен был допускать тебя к практике, вот и все.

[Анка Копош]

Сосредоточение на Эбигейл принесло свои плоды. И хотя дрожь с ног и рук мерзкопакостно распространялась все дальше, забираясь в тело глубже, остальное вполне получалось игнорировать. Например, мысли о том, что ей следовало прекратить разговор, становящийся все более личным. Но он занимал, не подпуская другое: темное, горько-кислое. То, с чем она еще не готова была разбираться.
Потянулась к Эбигейл автоматически правой рукой, посмотрела на шину слегка недоуменно, опустила. И повторила маневр левой, только уже с ожидаемым результатом: прижала пальцы к шее старосты с ее левой стороны под подбородком так, чтобы чувствовать ровные мощные толчки пульса.
Так. Теперь еще одно усилие: не думать о другом человеке, о другом пульсе. Сосредоточиться на Эбигейл.
- Вот, - сообщила, медленно выталкивая каждое слово. - Ты живая, теплая, твое сердце бьется. Тебя представить теперь можно.
Опустила руку.
- Я пока не знаю, какой он. Нельзя представить. А когда узнаю...
Дзы-ы-ынь.
- Останавливать сердце собственному ребенку? Легче сразу сойти с ума. То есть, совсем.
А вдруг ей нужно будет сделать что-то такое?
Оттолкнулась от стены и упорно продолжила путь в сторону лазарета. Кажется, еще чуть-чуть, и пустота наполнится мыслями, от которых она сбегала все это время. И лучше бы Эбигейл в этот момент рядом с ней не быть.
- Профессор не знает, что в моей голове. И даже если бы знал, он не обязан. Я должна была подумать. Позаботиться. Но не справилась. Снова.

[Эндриана Булстроуд]

Сместила брови, не совсем понимая, что это Анка делает. Поежилась от щекотки и поймала короткое, проскальзывающее мимо воспоминание о еще одной такой руке там же. Которое слишком четко напоминало о том, что сделала.
Зацепилась едва за ее живые пальцы своими. Нет, она еще не перестала презирать ее за совершенное по глупости, но сейчас...
Сейчас она была просто девушкой, которой... было ли ей страшно? Больно? Ей бы было.
- Его сердце тоже бьется, он уже живой. Разве ты его не представляешь? Какие волосы у него будут - как у тебя или... Джона? Какие большие и красивые глаза? Каким он будет крохотным и... твоим.
Что, в конце-концов, еще остается, кроме этого самого ребенка? Живого, настоящего ребенка, пусть... рожденного таким образом.
Но хорошо. Что она представила не его. То есть, все равно плохо, что вообще додумалась зелье с такой энергозатратной настройкой варить, но... она точно не настолько глупая, чтобы вредить ребенку.
- Ох, Анка, - выдохнула. Отрицать ее вину было глупо как минимум потому, что да, профессор не смог бы запретить совершеннолетней студентке практику, которая вполне смогла бы пройти без жертв. - Ты ведь вредишь сейчас не себе, а... ему.
Не взяла академический отпуск, так хотя бы одну теорию сдавала бы, но нет же.
Как бы сильно положение девушки не казалось странным и неправильным, ребенку она вреда не желала. Но дети не могут иметь детей. А Копош была еще ребенком, что ее, пусть немного, оправдывало.
Снова подхватила девушку за руку и очень вовремя заметила дальше по коридору колдомедика.
- Мистер Месарош! - окликнула без замедлений. - Мистер Месарош, тут... Анка...

[Анка Копош]

Только опустошение избавило ее от раскаленной кочерги в сердце. Это было так странно, если подумать. Она знала, что чувствует, вполне представляла себе, как это, но тело не реагировало, как надо. Это не было ни на что толком похоже. Она будто чувствовала и не чувствовала все одновременно. И понимала и не понимала.
- Он уже мой. Сейчас - все еще мой. Мне не нужно его представлять.
Она только-только начала осознавать ребенка не как идею, но думать дальше завтрашнего дня было так невыносимо, невозможно. Ужасно. И - вот удача! - то, что не могла объяснить себе, даже не пыталась объяснить Эбигейл, которой, вообще-то, какое до всего этого дело...
Оторвала взгляд от двери лазарета, которая, медленно, но приближалась, и посмотрела на старосту. Которая, внезапно, говорила нормальные вещи и даже, кажется, без отвращения? Странно.
- Я не врежу себе.
Вдох, выдох. Не то.
- То есть, случиться не должно было... так. Я облажалась, но не знала, что...
"Что слечу с катушек прямо в полной студентов аудитории, потому что раньше этого не происходило". Это ты скажешь целителю, Копош? Но ведь эта схема работала уже не первую неделю. Она была абсолютно нормальной на занятиях. Даже на рунах ее не накрывало до такой степени, как в одиночестве. И в одиночестве еще ни разу не накрывало настолько... неподконтрольно.
Что с ней происходит? Как можно было пережить смерть Джона в реальности и потерять голову от какой-то дурацкой настройки?
А ребенку она уже навредила так, что это ничем не компенсировать. Совсем ничем. И все равно острая и злая вина захлестнула ее вдруг, выбившись вперед из всей той мешанины чувств, что толкались внутри, в пустоте. За виной пришел горько-соленый стыд. А сил их принимать или отталкивать не было.
Обернулась на оклик, отыскивая глазами целителя. Ох. Нет-нет-нет. Что ж так быстро-то?

[Эндриана Булстроуд]

Кивнула медленно, подняв уголки губ вверх.
- Это... хорошо. - Наверное. Откуда ей знать? - Для него ты должна беречь себя. Да?
Пусть Анкин живот все еще выглядел, как обычный. Представить, что там - ребенок, было трудно. Вернее, представить, наверное, вполне можно. Осознать - нет.
И это ничего не меняло. Этот самый живот вскоре будет доказательством того... какой была и есть Анка. Потом этим доказательством станет ребенок. Она сама им будет.
Но больше не хотелось говорить об этом - да и зачем? Копош было все равно. Копош не была чистокровной. И она жила в Шотландии, где... кто здесь может осудить, кроме нее?
- Не вредишь себе? Анка, только что ты сама себе же сломала пальцы о стену. Буквально.
И кто его знает что бы сделала еще, если бы осталась одной дольше.
Колкий удар куда-то в висок. Она же сама ее выгнала из общей спальни. А если та еще сделает что-то с собой в одиночестве?
Может, сказать Доу, чтобы почаще находился рядом с ней? Раз уж он теперь... относится к ее жизни. Волей или неволей.
- Облажалась? - переспросила. Нет, в кое-чем, разумеется, действительно облажалась. Но это явно было не то, что она имела в виду, так ведь? - Ты... ты это о чем?
Выдохнула и покрепче вцепилась в гриффиндорку.
- Потерпеть придется немного дольше.
Целитель не услышал. Или сделал вид, что не услышал - она бы так сделала, когда на всех студентов с переломанными руками, ногами и судьбами ты один.
Еще ближе к кабинету - сигнальные чары сработают эффективнее, чем она, бегущая по коридорам.

[Анка Копош]

- Должна.
Вот с этим не поспоришь. А еще она должна иди и делать что-то, чтобы ее ребенок не умер. А она ссорится с Эбигейл, печет пончики, обсуждает посиделки у костра. Она ходит на уроки и зелья варит. Так, что потом стены расплющивают, и пальцы...
- Я не знала, что ломаю их. Я не специально.
Язык все еще жил своей жизнью. Пусть вина уже грызла ее так, что впору было завыть прямо сейчас. Оставаться со все прибывающими мыслями внутри головы стало совершенно невозможно. Да и разве имело мнение Эбигейл какое-то значение? То, что она говорит правильные вещи - просто совпадение и не заслуга ее характера. И не обязывает соглашаться и с другими вещами, вылетевшими из ее рта.
Прикусила щеку изнутри. Все-таки были вещи, которые сказать было нельзя. Никому.
- Не бери в голову, пожалуйста.
Она не опустится до объяснений. Нет. И до оправданий - тем более. Тому, что она натворила, действительно нет никаких оправданий.
Переставляла ноги, не пытаясь освободиться. Слабость больше не прибывала, и падать она не собиралась, но вырываться из крепкой хватки почти прямо перед кабинетом было как-то глупо.
- А у тебя вышло? Зелье?
Раз уж молчать не выходит, и они поговорили о ней, может, поговорят и о Эбигейл тоже?

[Эндриана Булстроуд]

Должна. Должна была думать, прежде чем...
- Хватит со мной соглашаться.
Нахмурилась. В этом было что-то крайне неестественное.
– Просто делай. И... не надейся на Джона, – сказала без какого-то либо намёка. Как обыденная вещь, которая была известна всем, случайно упомянутая во время беседы за кружкой чая летним беззаботным днём.
Да, может он способен припугнуть пятикурсницу, но кто он в качестве мужа и отца - вопрос вполне риторический.
Не специально.
– Ты... хотела сделать себе... больно?
И даже если да – Эбигейл, думаешь, она бы призналась? Все, что нужно сделать - отдать целителю, быть им допрошенной, уйти и больше не общаться с Копош до ее выпуска.
Дернула головой на вопрос.
– Нет, Анка. Не все в Хогвартсе такие великие волшебники.
Отвела взгляд.
Или хотя бы достаточно умны для того, чтобы сварить чертово зелье.
Закусила губу.
– Я не могу... представить настолько подробно.
Зачем только перед Анкой призналась – без понятия. Словно та решит ей благодушно помочь.
А помогать было и нечем: теория была понятной. А кого представить... пройдёт ли этот трюк, если представить саму себя?
Хотя даже мысль об этом доказывала, что очень вряд ли.
– Там была Хель. Видеть ее и одновременно умертвлять в голове – так себе идея, не находишь? – То ли для оправдания, то ли для возвращения долга за не-молчание на ее вопросы, ответила.
А могла представить отца. Только не хотела. Не могла. Не получалось.

[Анка Копош]

Фыркнула громко. Ну, должна была громко, а вышло - насколько хватило сил.
- Я соглашаюсь не с тобой, а с верным мнением. Начни говорить чушь - перестану.
Очевидно же? Спорить с правдой - глупость. И вздрогнула, услышав следующие слова. Неужели ее слабость и беспомощность так... очевидны даже Эбигейл, с которой она вообще не говорила ни о чем таком? Потому вцепилась в следующий вопрос как в спасательный круг.
- Нет, не хотела. Наоборот.
И закусила губу резко. Не скажешь же, что ей и так все время больно. Куда уж больше? Не скажешь, что сама не понимает, почему все происходит так, как происходит. И как просто делать - тоже.
- Нет ничего великого в том, чтобы так, как я, - отозвалась резко. - Я бы тоже не сварила, если бы не знала, как это...
Зажмурилась, обрывая себя. Стоп. Вдох. Выдох.
До лазарета оставалось совсем немного. Остановилась перед дверью. Не хотелось заходить и объясняться. Но оставаться здесь и продолжать отвечать на вопросы, кажется, идея еще хуже.
Кивнула медленно. Да, так - она бы точно не смогла. Вздохнула и сказала тихо:
- Это неправда. Ты не будешь ее умерщвлять, в конце концов ты, наоборот, вернешь ее к жизни там, у себя в голове. Мне этого не хватило не из-за... особенностей зелья.
Она все еще не знала, останется ли Джон жив по-настоящему, не убьется ли при первом удобном случае. И если ей придется самой отдавать ребенка, руками, она - сможет? Не разорвать страшную сделку, не убить его в конце концов. Измотанное сердце резко дернулось. Как же он нужен был ей прямо сейчас! Почувствовать, что ее кошмары - просто морок, и зелье не оживило их всерьез. Малодушно захотелось потянуться к медальону и позвать. Он же говорил, что она может так делать в том случае, если что-то случится. И вот сейчас - как раз такой момент?
Но одна рука была в шине, а вторую крепко держала Эбигейл. К лучшему. Обернулась к старосте и сказала серьезно.
- Я помню, что противна тебе. Понимаю, почему ты помогаешь мне сейчас, и благодарна за эту помощь. И буду благодарна еще больше, если ты сможешь оставить это все... между нами. Не в качестве услуги, Эндриана. Если можешь сделать это просто так. Не захочешь - пойму тоже.

[Эндриана Булстроуд]

Фыркнула также в ответ, съязвив беззлобно:
- Может это чушь из твоей головы выветрилась.
Наоборот - что?
- Перестать чувствовать боль? - выдала вполне логичное заключение.
И какой тогда эта боль была? Физической?
Едва заметно мотнула головой. Не будь дурой, Эндриана.
Возможно, это было самой что ни на есть глупой мыслью, когда-либо возникавшей у нее в голове, но... она понимала Анку. До собственной боли в груди понимала.
Только если Копош сама себе могилу вырыла, радостно после прыгнув, то она в ней оказалась с детства.
Как же грубо, но правдиво и приятно называть вещи своими именами.
- Если бы существовало зелье, способное лишить чувств, я бы попросила тебя сварить парочку.
Улыбнулась грустно. Не впервые эта мысль посещала. Не впервые оставляла неприятное послевкусие. Как можно было дойти до того, чтобы захотеть перестать чувствовать. Пусть тогда бы все было так просто!
И она понимала, почему помогает. Зачем держит Анку за руку и не желает ей потеряться где-то в коридорах. Думала, что понимала.
- Я не лучший человек, но никак не сплетница. Я никому и не рассказывала о... тебе. И не собираюсь, если будешь об этом переживать.
Зажмурилась на мгновение, выдыхая. Можно же попробовать сейчас открыть глаза и посмотреть на нее по-другому? Не видеть ее... клейма и навешенных ярлыков? Хотелось узнать, кем была Анка без этого. Без блестящей грусти в глазах, которую может и не пыталась скрыть. И без этой боли, о которой боялась говорить.
Вот Анка Копош, перед ней. Уставший вид. Сломанные пальцы. Гриффиндорская мантия. Хорошо варит зелья. Все?
Колебалась перед следующим сказанным не долго.
Ладно. Плевать.
- Если ты захочешь поговорить... - усилие, - ты можешь найти меня. Не обещаю, что я буду лучшим собеседником. Но обещаю не осуждать.
Хотя бы вслух.
- И выслушать.
Отвернула голову. И затащила девушку в нужную дверь, не дожидаясь ответа или кручения пальцем у виска.

[Лёринц Месарош]

Проводил Нику, которая решительно свернула петлю, улыбкой и долгим взглядом. Ей и правда надо было согреться и собрать все мысли воедино - и такие вещи стоит делать в одиночестве, хоть с первой половиной он бы и мог помочь.
Зябко провел ладонями по рукам, ощущая отголосок холода душевного, а не физического. Длинный день. Поскорее бы он завершился.
Хотел свернуть петлю тоже, ощущая, что есть, куда. Но планам не дано было состояться - впереди у входа в лазарет показались две фигуры... и как минимум одну он прекрасно знал.
Свернул с намеченного пути, направляясь к двери уже в лазарет и заходя внутрь. Итак, что же стряслось?

[Анка Копош]

Она все-таки разревелась. Не в голос, но какая разница?
Хуже всего то, что для очередных слез не было ни одной внятной причины. Они нашли хороший дом. Джон был терпелив и внимателен, и даже пообещал встретиться позже. Пообещал прийти. Сам. Почему же ей так печально?
Снова пошевелила пальцами правой руки. Тянущий дискомфорт никак не проходил. Хорошо, что она идет в лазарет. Если с ней что-то не так, что-то кроме простуды, целитель увидит.
Остановилась вдруг посреди коридора. А он сможет увидеть, что с ней было вчера? Мысль испугала настолько, что даже слезы, до этого безостановочно скапливающиеся в уголках глаз и стекающие по щекам, как будто поутихли. Поспешно стерла их платком.
Так, Копош, сбегать - нельзя. Реветь при мистере Месароше - тоже. Вдох. Выдох. Умница.
Разве у нее есть выбор? Если придется - объяснит как-нибудь.
Дошла до лазарета. Но стоило только начать открывать дверь, как тут же почувствовала: сливаются петли.

[Эндриана Булстроуд]

Вышла из кабинета со странным чувством внутри. Второй раз ловила себя на мысли, что Анка не казалась испорченной. Она даже близко не было похожа на такую, как... вот Хелен бы не вызвала удивления. С ее то нарядами и парнями. А Копош... была вполне нормальной. Даже когда несла бред - этот бред был уверенным и казался вполне обоснованным тараканами в ее голове. И что в это же голове должно было сейчас сместиться, чтобы теперь ломать себе пальцы и чуть в обмороки не падать?
Мотнула головой незаметно. Нет, это был разговор, который стоило оставить за захлопнувшимися дверьми лазарета вместе с Анкой и ее ребенком. И Джоном. А сейчас...
Она вернется и сварит зелье позже, когда там уже не будет Хель.
Двинулась дальше по коридору и завернула в сторону административного крыла.

[Лёринц Месарош]

Вернулся за пять минут до назначенного времени, но в сам лазарет заходить не стал.
Прислонился к стене, разглядывая неровный свет факела напротив и пересчитывая камни.
Увлекательно-усыпляющее действо, если подумать.

[Джон Доу]

Письмо от целителя тревожило. Неужели у Анки все-таки что-то неладно? Серьезно неладно - а не просто простудилась?
- Мистер Месарош - поздоровался, подходя.
- С Анкой все в порядке? Где она?
Месарош ведь сейчас проводит его в лазарет, где ждет Анка?

[Лёринц Месарош]

Кивнул, отлипая от стены и поворачиваясь к юноше.
- Мистер Доу.
Махнул рукой в сторону двери в лазарет.
- Анка там. Но я бы хотел сначала поговорить с вами с глазу на глаз. В кабинете - другая моя петля. А если Анка увидит нас, то она будет переживать еще больше. Так что... коридор, я думаю.
Помолчал, разглядывая Доу. В форме. Получил таки свое место.
- Вы пошли на службу, зная, что у вас беременная невеста.
Это должно было быть вопросом, но зачем задавать вопрос, когда ответ на него стоит прямо перед ним?
- Боюсь, у меня для вас есть некоторый список плохих новостей, мистер Доу.