Дом Копош - первый этаж

[Лайв Хогвартс]

[Джон Доу]

Что жену положено вносить в дом на руках, он вспомнил где-то на половине дороги. И честно взвалил Анку на руки, чтобы перетащить ее - с некоторым трудом - через порог их нового дома.
Так неудачно соседнего со снейповским дома.
Перед глазами все еще стояло лицо Стеф, с каким она была на свадьбе. И продолжать свадебные дела не хотелось совершенно.
Донес Анку до дивана в гостиной и опустил на него, не зная, что вообще делать дальше. Проговорил банально-бессмысленное:
- Ну вот и все.

[Анка Копош]

Не подумала даже возразить, снова оказываясь на руках. Скоро Джон ее поднимать, наверное, просто не сможет. И поводов не будет. Так почему бы и не насладиться этим в последний раз?
Голова чуть звенела от усталости. Бесконечный день перетек в бессмысленный странный вечер, а теперь их ожидала бес... Без чего будет их ночь? Без любови. Даже думать это слово в присутствии Джона стало как-то неловко. Подняла взгляд со своего дивана и возразила:
- Не все. Наш брак ещё недействителен.
Посмотрела на формально уже мужа пристально и продолжила говорить просто потому, что молчать с ним не хватало никакого терпения.
- Я все ещё не понимаю, честно говоря, как это работает. Клятвы и контракт. После того, как... Как мы поймём, что все получилось? Знаешь, не очень хочется потерять магию по глупости...
У нее даже плечами пожать беззаботно вышло. Будто ее это действительно волновало, но при этом волновало именно то, что она озвучила, а не то, что сжирало сердце, медленно и рвано заглатывая по куску. Внутри тихо-тоненько надрывалась в плаче девочка. Молодец, Копош, именно это и нужно обсуждать в первую брачную ночь.
- Эта женщина... Священница сказала, что я все равно Доу. А по контракту ведь я должна остаться Копош. Или это я пока, после клятв, Доу, а потом, когда мы подтвердим брак, стану обратно Копош?
Казалось, если она ещё пару раз повторит их имена, то мозги откажут окончательно. Дурацкие, дурацкие мозги!
Открыла рот, выдохнула и закрыла обратно.
Безопасные темы кончились. Теперь пришлось прикусывать губу, чтобы не начать другое. Например, извиняться за то, что Джону все же, похоже, пришлось поделиться именем с нежеланной женой. А потом посочувствовать ему, что придется дальше, эту жену нежеланную...
Опустила взгляд на руки. Откуда в ней взялось столько горечи? Будто она копилась весь вечер. Вечер взглядов, прикосновений и действий, которые Джон избегал и переносил стоически.
Нет, даже не вечер, раньше. Начиная с того дурного дня, когда им с его хорошим другом Стеф приснился такой замечательный сон. Оставалось только повторять себе, что это все не имеет никакого значения. Их ребенок должен родиться в браке, у него должен быть шанс на нормальную жизнь. После того, как появится шанс на жизнь хоть какую-нибудь. Она же не вчера это решила.
Но решений никогда не хватало. И сейчас, после этого вечера, после этого "ну вот и все", она остро пожалела, что не пересмотрела так тщательно подобранный под платье свадебный наряд. Словно желание быть красивой несмотря ни на что оказалось стыдным.
А теперь следовало улыбнуться и сказать, что она понимает Джона, но нужно как-нибудь перетерпеть и завершить уже этот день, как и планировали?
Беда была в том, что она не понимала. Ни горечь, ни усталость, ни все чаще приходящая по ночам тупая злость не сломали дурацкий магнит. Который молчал до сих пор каким-то чудом.
Сбросила с гудящих ног туфли и встала, черпая силы из ослиного упрямства. Протянула Джону руку. Не сидеть же им тут до рассвета, в самом деле.

[Джон Доу]

Опустился на корточки перед диваном, чтобы снять с жены туфли. Ей ведь, наверное, и так это непросто делать, а уж в этом платье - тем более?
Но Анка его опередила и избавилась от обуви сама.
- Мы не потеряем магию - улыбнулся странному предположению.
- В любом случае не потеряем. Мы не обязаны делать все... сегодня. Ты ведь наверняка жутко устала от этого всего дня.
Поднялся. Сел рядом. Принял протянутую руку в свои - ну что-то же нужно было сделать?
- Ты останешься Копош для мира твоего отца. По документам. Так я понял, по крайней мере. А в магическом мире будешь Доу. Нет, конечно, ты можешь поправлять каждого, кто будет тебя так называть - и, может быть, со временем, люди запомнят.
Погладил ее ладонь пальцами.
- Я отнесу тебя в спальню - сообщил о своих намерениях и попытался снова взять на руки.
Странный у них получался брак. Со всеми атрибутами... заботы и нежности, но без чего-то главного, на чем забота и нежность обычно базируются.

[Анка Копош]

Прикрыла глаза. Если на Джона не смотреть, возможно, получится не сердиться? Открыла обратно и посмотрела пристально.
- Я хочу все закончить, - сказала просто. - Тебе все равно придется, Джон. Прости.
Сжала ладонь, когда та оказалась в чужих, скорее инстинктивно, чем сознательно. Все должно быть не так, но как надо - у них не будет. И она снова почувствовала эту острую жалость к Джону и что-то похожее на вину. Из-за собственной глупости она отнимает у него так много! Но ничего, это же не навсегда. Как отняла, так и вернет. Только вот сказать ему об этом никак нельзя.
Нахмурилась, чувствуя, что запутывается окончательно. Поправлять? Какой толк кого-то поправлять?
- Но ведь мы подписали магический контракт, Джон, - напомнила из чистого упрямства. - В магическом контракте ты оставил мне мое имя. А если у меня будет твое, значит, он не работает? И тогда мы потеряем магию, когда...
Резко выдохнула и усмехнулась криво. Упрямство заканчивалось.
- Когда не сработают и другие пункты.
Остатки упрямства, терпение, силы что-то понимать утекали как воздух из проткнутого шарика.
- Но вообще... Пусть. Какая разница?
Пробормотала больше себе под нос, чем Джону. Сколько недель ей побыть непонятно кем? Сколько недель Джону потерпеть, прежде чем он станет полностью свободным от нее, контрактов и других обязательств? Коснулась свободной рукой живота и подняла взгляд на мужа.
- Отнеси, - согласилась. - Если останешься там со мной.
А если нет, ее ждет замечательная пустая комната, которая вряд ли станет детской. Почему же Джону это внезапно так тяжело? Та ее часть, которая питалась злой горечью, уже всерьез подумывала предложить ему напиться.
Унизительно. Но разве остаться в фиктивном магическом браке - не хуже?

[Джон Доу]

Попытался сохранить хорошую мину:
- Закончить сейчас? Хорошо.
Улыбнулся подчеркнуто бодро.
- Без проблем. Я просто думал, что ты, наверное, устала сегодня.
Все эти разговоры об именах и контрактах наводили такую тоску и так... не способствовали тому, чего она от него внезапно захотела, что ему почти хотелось крикнуть ей, чтобы замолчала.
Или даже заткнулась. Какого дементора?! Какая разница вообще?
- Анка, люди не теряют магию из-за того, что окружающие называют их какими угодно другими именами. Если в контракте остается твое имя, значит, оно и остается.
Взял ее на руки и понес наверх, да. Заверил удивленно:
- Останусь. Конечно. У меня вообще-то нет другой спальни в этом доме, представляешь? Так что в случае чего... придется спать на коврике возле двери!

[Анка Копош]

Захотелось вдруг закрыть лицо руками, замотать головой и послать Джона туда, где ему все нравится. Но вместо этого попробовала улыбнуться.
- Не настолько Джон. Я... рада, что ты беспокоишься обо мне, правда. Но я в полном порядке.
Можно ли происходящее так назвать? Будет ли она в порядке утром? А после?
Закусила губу, чтобы не огрызнуться, до того ответ Джона взбесил. Теперь он будет делать вид, что не помнит содержание им же выторгованной бумаги? Не помнит содержание и совершенно не понимает, о каких условиях она говорит. Пусть. Разве она собиралась изменять мужу? Нет.
- Я рада.
Выдавила деревянно и снова оказалась на руках, обхватывая своими его за шею невольно. О, вариантов она могла предложить великое множество, начиная вот с этого же дивана и заканчивая чужой постелью. Только не-детскую предложить не могла.
- Тебе не придется, - отозвалась. - Законная супружеская спальня. Твоя. А у нас пока даже коврика нет.
На этот раз улыбнуться получилось почти. Думать обо всем, что толкалось в голове, не выходило без тяжести. А с этой тяжестью как она сейчас... справится? Наверное, нужно просто сыграть роль. Сможет она сделать вид, что ничего дурного в ее жизни нет? Нет клятвы, долга, обещаний, нет чужой любви между ними, нет горечи, нет этой кирпичной стены. Почти материальной и такой неуместной сейчас. Сможет она быть с ним в последний раз, не думая обо всем этом?
Отыскала глаза Джона, заглядывая в них. Он поможет ей просто... забыться?

[Джон Доу]

===== После письма.
Толкнул дверь в дом, нисколько не заботясь о том, чтобы закрыть ее плавно.
- Анка! - кажется, это было больше похоже на рев, чем на зов.
- Анка, где ты?
Письмо обжигало руки. Он ведь не мог опоздать? Не мог, нет. Или мог?

[Анка Копош]

Голова все еще немного кружилась после ночи на крыше. Ночи, которой будто бы и не было. Которая произошла не с ней, совсем не с ней. Разве?
Только вот на дом она смотрела совершенно другими глазами. Все в нем ей понравилось вдруг очень. Вот какая же славная кухня! Вот какая же славная на этой кухне их розовая домовуха! Обняла Лауриндиэ и даже немножко покружила. Где там ее розовый плед? Ей срочно нужен ее розовый плед! Оставила что-то пищавшую домовуху и влетела в гостиную.
Ей так казалось, что она сегодня не ходит, а летает. И огромный живот - совсем не помеха.
Вытащила плед из комода, в который прежде засунула, укуталась. Села в кресло. Обвела комнату взглядом. Встала. Нет, нет, нет. Ей нужно... Нужно спешить! Где же это было?
Полки, на которые она совала всякую всячину, подверглись ревизии. Где-то тут, она же сохраняла... Ага!
Вернулась в кресло с каталогом, врученным ей целую вечность назад пронырливой дамой. Открыла на разделе детских комнат и пропала натурально. Вдруг оказалось, что каждая мелочь - самая замечательная и самая нужная ей мелочь на свете. И так славно оказалось представлять, как это все у нее теперь будет. У нее и у ее Константина. Погладила живот, чувствуя, как счастье захлестывает ее всю и греет лучше, чем сотня самых мягких и самых розовых пледов.
Нет, конечно, все-все она не купит. И не прямо сейчас, но...
Вздрогнула скорее от громкости звука, чем от того, что за этим звуком пряталось ее имя. Вскочила на ноги, покачнулась, не обращая внимания на шмякнувшийся на пол каталог.
- Здесь!

[Джон Доу]

Шагнул к ней огромным, великанским почти шагом. Потряс письмом перед ее лицом:
- Что это?
Голос был чужим. Низким. Угрожающим - хотя он вовсе не хотел ей угрожать. Но контролировать интонации не получалось. Что-то огромное, гулкое и твердое стучало в груди как колокол - бомм! Бомм!
И не находило другого выхода, кроме как в этом чужом, агрессивном голосе.
- Что ты задумала, Анка? Ты с ума сошла?
Он даже не заметил, как схватил ее за руку. Еще чуть-чуть - и сжал бы... чересчур. И только усилием воли удалось удержаться, чтобы сжать не чересчур, а просто ощутимо.
- Я тебя запру - предупредил зло, пытаясь заглушить колокол, - я приставлю Лауриндиэ за тобой следить. Привяжу к батарее, если придется!

[Анка Копош]

Окутывающее ее счастье застыло чем-то твердым и бездушным, а затем разлетелось осколками. Осколки царапали кожу, осколки каким-то неведомым образом добирались до сердца. Которое словно пропустило удар, а затем забилось где-то в горле.
Но вместо того, чтобы зажмуриться и сжаться, распахнула глаза невозможно-широко, глядя на Джона в каком-то почти первобытном ужасе. Ее никогда не били дома, но на короткое мгновение показалось - ударит.
Только вот вместо оплеухи в нее почти прилетело письмо. И даже не нужно было вглядываться в строчки, чтобы понять - а что же это такое. Дура! Какая... идиотка! Она должна была его перепрятать. А теперь... и вовсе уничтожить. Малодушно захотелось дематериализовать его прямо сейчас. Но уже какой с этого толк?
Помнила каждое слово. Ведь она столько раз его начинала и не в силах оказывалась закончить.
Нужно было заверить Джона, что теперь это письмо - полные глупости. Их малыш в безопасности, и ее жизнь, которая однажды оборвется, - основа этой безопасности. А значит, она будет ее беречь. Над ребенком больше не навис страшный долг, а значит, нет никакой нужды умирать ей так, как она решила давным-давно. Да, нужно было открыть рот и сказать это все. Сказать, возможно, чуть больше, чем она собиралась. Ведь собиралась же. Он бы вернулся с работы, и она обрадовала бы его. Обрадовала бы, да?
Но Джон был злой, его хват оказался практически болезненным, а взгляд и голос - по-настоящему страшными.
- Зачем? - спросила вдруг тихо и спокойно, будто и не она говорила вовсе. - Какой тебе с этого толк?
И что-то словно набежало на глаза, что-то заставило склонить голову к плечу, посмотреть на мужа пристально. На мужа, с которым они почти не разговаривали. На мужа, который, если бы мог, и вовсе бы не приходил домой. На ее Джона, который, казалось, даже смотреть на живот не хотел, не то, что его касаться.
Та ее злая болючая часть, что писала письмо, глотая слезы страха и отчаяния, вырвалась и не сводила взгляда с мужчины перед собой, и очень хотела понять, а что она сейчас видит.

[Джон Доу]

Отпустил Анку резко.
Проговорил глухо:
- Действительно. Какой мне толк. И какое вообще мое дело. Ты ведь все уже решила, так? Только знаешь - тогда...
Хмынкул.
- Без меня. Не надо было с самого начала...
Не стал договаривать. Развернулся, собираясь уйти в спальню, чтобы собрать вещи.

[Анка Копош]

Лучше бы он ее и правда ударил. Что угодно было бы лучше, чем так.
- Ты давно нас оставил, - выдавила деревянно. - Много работы, Джон? Плохая жена, Джон? Плохая, фиктивная... Дефектная, неподходящая.
Внутри что-то булькало и разъедало кислотой.
Минуту назад она была так счастлива! Минуту назад она надеялась, что у них ещё есть шанс. Ещё надеялась, что, стоит Джону узнать о ребенке, он вернётся домой по-настоящему.
- Я решила! - откуда только голос взялся? - И я бы пошла, я бы сделала, если бы не нашла другой выход. Какой он был? У меня?
С яростью было бы проще. Но ярость никак не приходила в тело. Только ужасная, все выедающая тоска. Продолжила говорить, не уверенная, что Джон ее слышит. Говорила больше себе, потому что просто не могла поверить. Поверить этой спине, оставляющей их... Так.
- Но я нашла выход, Джон. Мой сын будет жить. И я буду жить. И все у нас с ним будет хорошо. Без тебя.

[Джон Доу]

Остановился, оборачиваясь.
Отозвался деревянно:
- Хорошо. Я рад.
Не поверил, конечно, ни на секунду. Выход? Какой тут возможен выход?
Для него самого с выходами все было просто.
- Будьте счастливы, раз так. Без меня. Я готов дать тебе развод в любое время. Но лучше раньше, чем позже. Позже я могу быть очень пьян.
Передумал идти за вещами. Разве он не должен оставить ей все? Разве ему вообще что-нибудь нужно, кроме пары галлеонов в кармане, чтобы упиться до полусмерти?
Просто вышел из дома, хлопнув дверью. Свободен. Теперь он, наконец, свободен.

[Лайв Хогвартс]

*майским послесвадебным днем

Незнакомец аппарировал к дверям искомого дома и громко постучался. Когда никто не ответил, мужчина в форме курьера магической службы доставки поставил на порог дома сразу три посылки, которые так удачно оказались в доставке одновременно. Пара заклинаний, чтобы никто, кроме адресатов, не смог их взять, и курьер аппарировал, продолжая свою работу.

Первая посылка - это просторная клетка, внутри которой спокойно спит сова. На бирке написано "От Э. Палмер и Р. Ларсена".


Сверху этой посылки курьер усадил еще одну сову, но уже просто с биркой: "Красива, преданна, вынослива, имею кроткий нрав, люблю сырные крекеры", следом стоит подпись: "От Несси", а в конце пририсовано сердечко.


Третья посылка - это увесистый саквояж, внутри которого есть множество отделений, специально зачарованных для безопасного хранения зелий. Коих в самом саквояже находится впечатляющее множество. Большинство из них относится к колдомедицинским, причем каждое из них подписано аккуратным почерком. Но встречаются и другие, причем в достаточном количестве, чтобы долго не обращаться ни к каким зельеварам. Поверх саквояжа лежит красивая открытка с изображением едва качающихся лилий, а внутри - несколько строк теплых пожеланий от Ники Морган и Лёринца Месароша.

[Анка Копош]

Звук захлопнувшейся двери переполошил сов. И только когда более общительная Авось приземлилась на плечо и стала настойчиво и чувствительно прихватывать за ухо, тело отмерло.
А дальше тело стало делать какие-то совершенно бессмысленные вещи. Чесать сов, скармливая и выбражале-Авосе и буке-Дите недельный запас крекеров. Затем наводить порядок в и так стараниями эльфихи чистой гостиной. Затем велело этой самой эльфихе обустроить детскую, игнорируя восторженные писки.
А ещё тело зачем-то плакало. Плакало без звука и излома дыхания, но остановиться не могло.
И когда глаза начало резать, а в голову вкатился непрогоняемый гул, все так же механически поднялась на второй этаж, отыскала заветный саквояж, открыла, пробегаясь взглядом по ровным рядкам флаконов. Достала нужный и опрокинула в себя весь.
Умиротворение накатило мгновенно. Утерла слезы и посмотрела на саквояж с интересом, который точно бы отозвался болезненно, но сейчас не мог. А ведь им теперь с Джоном как-то это придется разделить? Вот эти чудесные подаренные зелья, их сов, эльфа? Дом... Нет, дом, нет конечно. Дом - приданое. Это ее.
Обняла живот, привалилась к стене и осела на пол. Все это теперь ее. Джон не вернётся.
Откуда бралась эта уверенность? Почему не удавалось убедить себя, что это - всего лишь ссора? Что все ещё можно поправить? Объяснить, убедить, возвратить. А потом жить долго и счастливо? Смешно.
Закрыла глаза, словно в темноте и заемном спокойствии всерьез можно было спрятаться от реальности, навалившейся на нее так внезапно. В реальности ей предстояло ещё доучиться до конца семестра, отпраздновать с гриффиндорцами победу, родить. Обед у мистера Месароша ещё.
Поморгала. На план это тупое перечисление не тянуло. Но ей же нужен план? Не чувствовала, но знала: пока действует зелье, нужно двигаться. Хотя бы начать. А после... Она по инерции. Она сможет. Не первый раз уже.
Но время шло, а она все сидела и сидела. Пока ребенок не толкнул ее особо чувствительно.
- Ты все понимаешь, маленький? Ты же не...
Не возненавидит дуру-мать? Львёнок говорил: жизнь и любовь.
- Мы справимся, слышишь? Обещаю, родной. Мы справимся.
Разве могло быть что-то страшнее той участи, которую она невероятным чудом избежала? Эта простая мысль вдруг придала сил. Так, что даже получилось встать, окончательно привести себя в порядок и отправиться в школу. Справляться с жизнью, которую просто хотелось жить.

[Анка Копош]

Да уж, за этот год она вычерпала визиты в лазарет на десять вперед, пожалуй. Замерла послушно, разглядывая цепочку со спиралью. Кивнула легко, показывая - понимает. Не подарок.
- Вред - штука очень относительная.
Например, та игрушка, что легко и незаметно обхватывала лодыжку, совершенно точно не причиняла ей вреда... Технически. Однако сопротивляться действиям Улрича не стала, ловя себя снова на каком-то почти детском восхищении. Ей бы хватило шубы самой обычной, и оба они понимали, что достать ее у каждого не ушло бы и минуты. И оттого мягкий кокон тепла оказался каким-то по-особенному волшебным.
А дальше они просто шли. Шли рука об руку, в тишине. Наверное, она могла бы устроить настоящую экскурсию. Вот, Улрич, Запретный лес. Вот, Урлич, станция. Вот, посмотри, какая деревня. Вот в этой ратуше я танцевала дважды, последний раз - на собственной свадьбе. Невольно ускорила шаг, пересекая центральную улицу и площадь. Знакомых не встретилось, или она их просто не заметила. Но у дома притормозила. Кивнула.
- Нам сюда.
Она не была здесь с того самого последнего с Джоном разговора, обходясь комнатой на чердаке. Мысленно досчитала до пяти и шагнула к крыльцу, легко отворяя дверь. Шагнула внутрь, оборачиваясь к Урлу.
- Casa mea e casa ta, Ulrich.
Слова сорвались с языка будто бы сами, но ничего другого она от себя и не ждала. Прошла в гостиную, вызывая эльфиху.
- Принеси Константина в детскую, - велела.
Зажмурилась на секунду, прогоняя наваждение. Лауриндиэ исправно служила: гостиная не выглядела брошенной, все вещи лежали на местах, а пыли и в помине не было. Обернулась.
- Чаю?
В груди нарастало незнакомое волнение. Предложить чай было вежливо. Предложить чай - предложить себе передышку. От чего, Копош?

[Улрич Дале]

Теплая ладонь в его руке была всем, что ему требовалось в данный момент времени. Лес вокруг был недружелюбно-нейтрален. И без гостеприимства Замка оказалось куда сложнее соблюдать внутреннее спокойствие. Рука скользнула к чехлу палочки - и там и оставалась на протяжении всего пути.
- Это опасное место, Анка.
Вероятнее всего, она знала об этом и сама. Но здесь и сейчас в нем проснулся преподаватель, который не мог не озвучить столь очевидные вещи. Через пару минут пути пришла и вторая мысль: им ничего не грозит, пока они не нарушат границы допустимого. Замок охранял не только свои стены, но и свои окрестности. Вот только проверять, где находятся те самые границы, он точно не собирался.
Опустил руку лишь тогда, когда они пересекли черту магической деревеньки. Кривые улочки, низкие дома и общий налет провинции не привлекал ничем.
- Îți Accept darul, Anka.
Наклонил голову, отвечая словами, в которых сейчас звучало очень много веса. Нужен ли ему такой дар?
Скинул с плеч шубу, оставляя ее в прихожей.
- Черного, спасибо. Стоит порадовать себя необычными напитками.
Чай в Дурмстранге был не тем, что пользовалось популярностью. И как быстро изменились привычки Анки, стоило ей оказаться вдали от Скандинавии.
Остался стоять, расслабленно опустив руки и больше наблюдая за ней, чем за окружающей обстановкой.

[Анка Копош]

Это тоже было новым. Этот дом совершенно не успел стать ей домом, но сейчас она каждой клеточкой ощущала, что принимает Улрича у себя. Это ее территория. Тряхнула головой, разожгла огонь в камине.
- Случись тебе побывать у меня дома, в Румынии, мы пили бы именно что черный чай.
Нет, гостиная - это хорошо, замечательно даже. И она могла бы сервировать маленький столик, чинно и чопорно расставляя чашечки с резного подноса. Так, как принимают важных гостей. Хотела ли она делать Урла гостем, демонстрировать манеры, развлекать беседой? Шагнула к нему легко, поймала взгляд и не удержалась, легко касаясь ладонью ладони снова. Совсем чуть-чуть сжать пальцы, потянуть-поманить за собой. Развернулась на носочках и почти протанцевала в кухню, оборачиваясь через плечо: идет?
Вот в кухне было привычно, тепло, спокойно. Можно было греть воду не заклинанием, а нормально - в пузатом медном чайнике на уже вовсю исходящей жаром плите. И чашки можно было взять не фарфоровые тонкие, а такие же пузатые, тяжелые и совершенно отлично чай в себя вмещающие. Подготовить заварник, весело насвистывая себе под нос. Не забывая, конечно, бросать взгляды через плечо.
Поставила, наконец, керамический чайничек в центр стола. Теперь еще надо ждать. Подняла взгляд на потолочные деревянные балки и сказала вдруг.
- А я была замужем. Почти пять месяцев была. За-му-жем. Представляешь?

[Улрич Дале]

Поднял брови, принимая к сведению упоминание почти-приглашения в еще один дом. Легкость, с которой Анка шагала за собственноручно выстроенные границы, заставляла насторожиться и улыбаться чуть более хищно. Ей позволялось многое, но как долго он собирался это многое позволять?
- Замечательно, kjære.
Руки заложил за спину и потянулся плечами, с удовольствием ощущая каждую мышцу. Прикосновению лишь продолжил улыбаться, не двигаясь в ответ.
Прислонился к дверному косяку, когда она переместилась на кухню. Непривычная обстановка и непривычный вид деятельности. Дурмстранг весьма разумно делил учеников по половому признаку. И женщина куда органичнее смотрелась тут, нежели на поле боя. Недоразумение с дуэльным залом... могло завершиться лишь так, как завершилось. Иным вариантом было бы ее исключение, но этого он не хотел тогда слишком сильно.
- Ты настоящая хозяйка.
Довольству в голосе, замешанном на похвале, позволил проскользнуть наружу. И за стол сел с удовольствием.
- Я слышал. Разве что благословения своего был давать не готов.
Усмехнулся, пристально на нее глядя - уверена, что стоит продолжать эту тему? Уверена? Что ж...
- Но была ли ты за мужем, Анка Копош?
Наклонился вперед, оперся локтями о поверхность стола и посмотрел пристально и серьезно. Не выйдет отвести взгляд. Не выйдет не заметить. Не выйдет не отвечать, нет.