Дом Палмер

[Эвелин Палмер]

Нет, второй раз удивления не было, когда ребенок полез обниматься. Мягко обняла девочку в ответ и не спешила отпускать. Сейчас хотелось ребенка обнимать, дарить ему тепло во всех смыслах.
Поймала взгляд Рудольфа. Да. Она помнила, что нужно что-то делать. Что-то... Другое. Но не могла. Хотя нет. Кое-что другое она могла сделать. Только ради эксперимента! Иначе сейчас никак нельзя. Оставалось только надеяться на то, что Ларсен примет все, что сейчас будет происходить.
- Милая, где твои мама и папа?- спросила едва слышно. Не лучшая формулировка для ребенка, который заявился к ним домой один дождливым вечером. Но другие слова просто не смогла подобрать. И, помня особенность девочки, тут же уточнила, чтобы та могла кивнуть или качнуть головой:
- Ты совсем одна?

[Эхо]

След на крышке остался: неглубокая, но отчетливая царапина. Ровно такая, какую Рудольф себе и представлял. Но вот незадача! Стоит моргнуть, и царапины на крышке уже нет. А мужчину посещает уже знакомое чувство не воплощённого в жизнь намерения. Он же хотел применить к часам заклинание? Да, хотел. Просто этого, кажется, не сделал.
А девочка, практически поселившаяся в руках у леди Эвелин, больше не дрожит. Но на вопрос о родителях по какой-то причине ответить не может. Только взгляд ее перебегает с мужчины на женщину. Снова и снова. Она все смотрит, и смотрит, и смотрит. Только губы кусает, да неловко плечами дёргает.
Зато, едва услышав новый вопрос, "Жейн" вскочила на ноги тут же, ухватывая леди Эвелин крепко-крепко за руку и отчаянно мотая головой.

[Рудольф Ларсен]

Привычно проследил за стрелкой часов настоящих, чтобы убедиться - да. Он никоим образом не может воздействовать на артефакт.
- Сами по себе часы интактны. Мы можем влиять только на события, которые они провоцируют. И то пока не очень успешно.
Сказал тихо, потому что гостья вела себя как испуганный ребенок. Необычный, разве что, но ребенок.
- Я принесу покушать.
Чувствовать себя пятым колесом ему не нравилось, а так появлялось ощущение какой-то пользы. Только пользы ли.

[Эвелин Палмер]

Кивнула Рудольфу. Значит, часы они не сломают, а жаль.
Из всего "диалога" с Жейн было понятно, что она... не одна. Но в какой момент времени? Вообще или... Сейчас?
Снизу вверх посмотрела на ребенка.
- Есть кто-то к кому мы тебя можем отвести?- спросила,- Если нет, то ты, конечно, можешь остаться здесь. Но я должна быть уверена, что тебя не будут искать.
Еще одни гости им точно не будут нужны.

[Эхо]

Девочка проследила за перемещениями Рудольфа немного нервно, но быстро отвлеклась на новый вопрос леди Эвелин. И, едва его услышав, отчаянно замотала головой, бросая на входную дверь взгляды, в которых можно разглядеть обычную такую... панику. Девочка даже сделала еще один шаг к доброй женщине, хотя и так стояла почти вплотную. Пожевала нижнюю губу нервно, оглядывая гостиную, потопталась на месте и вдруг почти подпрыгнула. Кинула еще один взгляд на мужчину, на дверь, на леди. Осторожно отпустила руку и метнулась к столику, ухватывая с него так удачно лежащий там карандаш. И тут же, почти не меняя положения тела, принялась этим карандашом что-то быстро-быстро черкать на так удачно лежащем там же пергаменте.
Когда она закончит, на пергаменте можно будет рассмотреть не очень аккуратно выполненный незамысловатый рисунок, какой мог бы сделать ребенок лет шести-семи. На нем улыбающийся человечек-мама держит за руку радостного человечка-ребенка, который, в свою очередь, вцепился в человечка-папу. На ребенке длинный-предлинный прямоугольник плаща, а хмурый человечек-папа подозрительно похож на очень хорошо знакомого леди Эвелин мужчину.

[Рудольф Ларсен]

Остановил подбрасывание часов в руке, когда даже издалека разглядел рисунок.
Отрицательно покачал головой.
- Эвелин...
Запнулся совершенно для себя нехарактерно. Но и причина была существенной: им надо было спасаться из этой петли времени. И если ради этого ему придется переступить через определенные моральные приступы, он это сделает.
- Хорошо.
Убрал часы в карман и подошел к Эвелин с кем-то, кто притворялся ребенком. Присел на корточки, чтобы быть на одном уровен.
- Привет еще раз, Жейн. Ты красиво рисуешь.

[Эвелин Палмер]

Сменила положение. Теперь сидела не на корточках, а на коленях. Значительно удобнее, но смысла не имело, да. А ребенок тем временем суетился. Потерла виски, осознавая, что ничего особенно не меняется в ситуации. Но разве могла иначе? Выгнать ребенка? Совсем не пускать? Зная, что где-то в прошлом появлялся племянник Ларсена. Хоть и с Кристианом. И они оба так же нуждались в помощи. И об этом очень хотелось напомнить Рудольфу, который не проводил подобных параллелей.
Подняла взгляд на мужчину. Затем поднялась сама. Нужно было подойти к столу и посмотреть, что нарисовала девочка. А девочка нарисовала... Семью. В которую им сейчас, кажется, придется играть. Ну ладно, ей тоже этого хотелось. Иногда. И вот сейчас тоже.
Перевела взгляд с рисунка на Рудольфа. Ну же, подыграй. Будь добрым дядей.
- Рисунок действительно замечательный,- улыбнулась Жейн.

[Эхо]

А "Жейн", кажется, совсем потерялась. И вот этот потерянный взгляд она переводит с рисунка на мужчину, с мужчины на женщину, потом снова на рисунок. И чем дольше смотрит, тем больше хмурится. А затем и вовсе сминает рисунок неловко и прячет в один из карманов своего плаща.
На похвалу девочка снова поматала головой, а потом протянула руки: одну - леди Эвелин, а вторую - Рудольфу. Да так и застыла.
Гроза тем временем, похоже, пошла на новый круг. Молния сверкает совсем близко, а от раскатов грома даже стекла дребезжат.

[Рудольф Ларсен]

Взгляд Эвелин был многообещающим. Особенно в нем читалась четкая мысль, что не видать ему добрых ужинов и теплых объятий по вечерам еще очень долго, если он подведет.
- Он и правда хороший, Жейн.
Колебание в ответ на протянутую руку было совершенно несущественным по времени. Он уже сделал множество вещей, которых никогда бы не совершил в обычной жизни. Значит, сделает еще одну.
Взял девочку за протянутую руку и некрепко сжал.

[Эвелин Палмер]

Немного подвисла, пока пыталась понять, что не так. И совсем не успела остановить девочку, которая так быстро смяла рисунок. Ну вот. А ведь было изображено, пожалуй, лучшее и самое важное, что мог нарисовать ребенок.
Немного нерешительно, но все же взяла Жейн за руку. Было немного... странно, в особенности, после увиденного творения. Рудольф тоже не особо задумывался перед тем, как сжать детскую ручонку. И, надо признаться, это радовало.
Перевела взгляд с мужчины на ребенка и улыбнулась. "Семья" в сборе. Но что дальше? Наступило время для хода Жейн - сейчас они играли по ее правилам.

[Эхо]

На первый взгляд ничего не изменилось. Всё так же за окнами бушует гроза, опрокидывая на дом потоки воды. Все так же мерно идут часы на каминной полке и громко тикают карманные часы. Все та же гостиная, те же женщина и мужчина и тот же ребенок, крепким хватом сжимающий их взрослые и сильные руки.
Часы тикают, а девочка смотрит и ждёт. Ждёт и смотрит. Кажется, даже дышит едва-едва. Смотрит на пару совсем не детским каким-то серьезным взглядом. Возможно, она все же увидела в лицах взрослых то, что ждала. А, возможно, наоборот. Но в следующий момент "Жейн" открыла рот и произнесла тихо и робко тонким, будто надломленным голосом:
- Мама? Папа?

[Эвелин Палмер]

Время тянулось так, как никогда. И, казалось, тик часов отдавался эхом в голове. А реакция практически отсутствовала до весьма неожиданного момента. Ребенок умеет говорить.
Немного растерянно посмотрела на Рудольфа, но совсем скоро собралась и, не отпуская маленькой руки, присела, чтобы оказаться с ребенком на одном уровне.
- Мама,- подтвердила как-то совсем глухо. Было необычно слышать и, тем более, самой говорить подобное. Слово больно кололо в старую, едва ли зажившую рану. Такое не забыть. Такое не исцелить. Оно всегда будет ныть и время от времени кровить.
Сейчас она могла прикоснуться к тому, чего давно хотела, но не получала. Сначала по воле судьбы, затем... По своей собственной.
Она была рядом сейчас. Слышала то, что хотела услышать. И, кажется, сейчас была готова сделать все, чтобы соответствовать данной характеристике.
Но только не забыться. Только не... Забыться. Она могла. Быстро. Надолго. Но у нее был Рудольф. Где-то в глубине души надеялась, что он вытащит ее в случае чего. Напомнит, что это все... Иллюзия. Но сейчас... Большей частью себя, практически не отдавала отчёта тому, что все фальшь. Что все может исчезнуть с наступлением ночи.

[Рудольф Ларсен]

Он не хотел детей, в отличие от своего братика. Когда-то давно он так и объявил семье: даже если он женится, потомства не ждите. Дети были усилием, которое не приносило счастья. Он любил разумных существ, в головы и тела которых можно было что-то вложить. Например, хотя бы минимальные навыки квиддича. После чего он поработал со взрослыми и окончательно определился с приоритетами.
На Эвелин смотреть не смог. Он знал, что увидит там сейчас. Еще с момента того, как Эвелин укладывала более взрослую версию гостьи спать. Ответил глухо, не вкладывая в слово никакого смысла. Иногда слова являются просто набором звуков.
- Папа.

[Эхо]

На какой-то момент девочка и вовсе дышать перестала, переводя напряжённый взгляд с мужчины на женщину. Будто что-то снова решая. А решив, наконец, выпустила руку Рудольфа, кинулась снова в объятия леди Эвелин, прижалась и прошептала неуверенно-робко:
- Мама... Ма-ма... Мамочка... Мамочка, а как меня зовут?
А буря на улице утихла, словно на специальную кнопку нажали. Сквозь окно гостиной по комнате поплыло теплое вечернее солнце.

[Эвелин Палмер]

Выдохнула, закрывая глаза. Снова оказалась в объятьях маленького ребенка. Бережно обняла девочку в ответ. Реакцией на услышанное оказались слезы. Слезы, которые снова не контролировала, как бы ни хотелось.
Первое время не могла произнести и слова. Даже думать не могла. Но нужно было ответить. Нужно было собраться и ответить. Вдохнула поглубже, спокойно выдохнула. Помогло ли это? Совсем немного.
- Джейн,- произнесла негромко,- Тебя зовут Джейн.

[Рудольф Ларсен]

Едва освободилась рука, сразу же достал часы из кармана. Идут? Без изменений?
- Красивое имя.
Его комментарий не был необходим, но точно был приятен Эвелин. Поднялся, чтобы аккуратно коснуться плеча Эвелин.
- Я принесу еще чаю. Он не помешает.
Улыбнулся слабо блестящим глазам женщины. Материнский инстинкт - суровая штука, даже если речь идет о существе неясного происхождения.
Направился на кухню наводить очередную порцию чая.

[Эхо]

Девочка осторожно отстранилась, тихо ойкнула и принялась вытирать своими ладонями слезы со щек леди Эвелин.
- Зачем ты плачешь, мамочка?
Она заглянула женщине в глаза и заулыбалась чисто и светло, услышав свое имя. Улыбка вдруг словно солнечный луч высветила до того ничем не примечательное бледное лицо ребенка, превратив заморыша в почти миловидную девчонку.

Часы же в руках у Рудольфа повели себя странно. Сперва они тикали - мерно и громко, как прежде. Но если раньше будто что-то не давало магу смотреть на них и думать о них серьезно, то теперь, наоборот, явно притягивало. И их совершенно незатейливый, даже грубый механизм предстал перед Рудольфом как... Да эти самые часы на ладони.
Стоило леди Эвелин произнести имя девочки, как часы громко щёлкнули в последний раз и остановились. В этот же момент - один-единственный момент - произошло сразу несколько вещей, и после Рудольф, хоть и запомнит все очень четко, не сможет сказать, которая из них случилась первой.
На внутренней стороне крышки часов прорезалась выгравированная надпись "Цени время".
Перед внутренним же взором мужчины поплыли картинки прожитых как один вечеров, будто едва обозначенных на кальке колдографий. Вечера наслаивались друг на друга, и с каждым наслоением минутная стрелка на оказавшихся в голове часах двигалась к трем. Без десяти. Без девяти. Без восьми.... Пока не совместилась с минутной стрелкой на часах в руке мужчины. Менее четырех минут осталось этой стрелке дошагать.
В голове у Рудольфа раздался голос: незнакомый, властный, чуть хрипловатый и немного насмешливый. Леди Эвелин, без сомнения, узнала бы этот голос, если бы не выпустила из собственных рук столь щедрый подарок. Он повторял, медленно исходя эхом: "И не дай ему закончиться. Не дай закончиться. Дай закончиться. Закончиться..."
Стоило эху в голове Рудольфа затихнуть, наваждение прошло. Карманные часы в его руках будто намертво встали и не подают признаков ни магической, ни механической жизни. Мужчина вполне может заняться своими делами.

Девочка никуда не исчезла.

[Эвелин Палмер]

- Я не знаю,- ответила ребенку с улыбкой,- Оно... Само. Но все хорошо.
Подняла взгляд на Рудольфа. Все ведь хорошо? Почему стало так тихо? Куда делось это громкое тик-так карманных часов?
Встала, выпрямилась. Провела рукой по волосам Джейн.
- Чего тебе сейчас хочется?- поинтересовалась. Нужно было определиться, что делать дальше. А еще нужно было поговорить с Рудольфом о часах, о ребенке. И вообще... Поговорить. О чем угодно. Но это все позже.

[Рудольф Ларсен]

Все стало ясно одним простым мгновением. Сжал часы, после чего спрятал их глубоко в карман брюк. И не стал говорить ничего. Вместо слов выставил на поднос три чашки с чаем и вернулся в гостиную.
- Джейн, Эвелин.
Улыбнулся спокойно.
- Чай никогда и никому не делает плохо. Исключительно хорошо.
Поставил поднос на столик, а потом все же сел на диван. Он не стеснялся разглядывать Эвелин и незваного ребенка. Вот только выводов сверх уже сделанных это ему не добавляло.

[Джейн]

Встала вслед за мамочкой, заглядывая ей в лицо. Вот бы она еще раз так сделала! Но мамочка смотрела не на нее, мамочка смотрела на того, что был "папа". Посмотрела тоже и неуверенно потянулась к чашке.
Шагнула. Запнулась слишком большим растоптанным ботинком и полетела прямо в пол, взмахнув руками. Успела выставить их в самый последний момент. В голове зазвенело. Тряхнула этой головой, села, попробовала встать, покачнулась. Так, будто руки-ноги слушались плохо. А они и слушались плохо! Так плохо, что широкий до хруста в челюсти зевок прикрыть рукой не успела. Она как будто знала, что надо прикрывать. Но не помнила, откуда.
Снова стало страшно.
- Я... не знаю, - прошептала тихо и уставилась в пол.